Шрифт:
Мысли о девушке позволяют ненадолго забыть о ноющих ребрах и челюсти, затекших конечностях и диком желании почесать кулаки.
Арестовавшие меня полицейские — долбоящеры, честное слово! Как только ни пытался с ними договориться! Но на контакт не идут вообще, зато поупражнялись на мне знатно…
Я заподозрил, что что-то не так, когда вместо того, чтобы отвезти в отделение, меня доставили в какой-то захолустный пригород, где на всю улицу три дома — и те пустые. Ни на один вопрос не ответили, отделывались лишь злобными ухмылками. Потом буквально затолкали в поросший плесенью подвал. Приковали наручниками к железному стулу, прочно ввинченному прямо в пол, связали ноги. В общем, даже двинуться толком не могу.
«Откуда в простом подвале ввинченный в пол железный стул, а? Откуда? Они тут постоянно казни устраивают, что ли?» — эта мысль сверлит мне мозг ровно до той поры, пока они не начинают разминать на мне свои кулаки.
В считанные минуты получаю по морде столько раз, сколько за всю взрослую жизнь не довелось.
— Вот так мы разбираемся с теми, кто лезет куда не надо! — после очередного удара полицейский трет ладонью свой кулак. — Скажи спасибо, что не пристрелили сразу!
А я только морщусь от боли и ни хрена сделать не могу. Хорошо, пресс у меня накачанный, защищает хоть частично. Однако лицо прессом не защитишь, к сожалению.
Морщусь от вкуса собственной крови и чувствую, как опухает левый глаз. Ощупываю языком зубы — хочу проверить, все ли целы.
«Ты мужик, а не баба, сын! Терпи и не смей жаловаться…» — любил повторять отец.
Паршивый совет, но всю свою жизнь ему следую, можно сказать, мой девиз. Умением доставать людей я овладел еще в глубоком детстве. Получал за свою жизнь немало, терпеть умею, однако грушей до сегодняшнего дня быть всё же не приходилось. Самое паршивое — не имею ни единого шанса защититься!
Когда место первого полицейского занимает второй, понимаю — останавливаться не собираются, а котлетой быть не хочу. Снова пытаюсь их убедить:
— Да не было никакого изнасилования! Не-бы-ло…
Матерюсь, снова схлопотав удар. Судорожно пытаюсь что-то придумать, только вот мысли, заразы, разбегаются в разные стороны, как тараканы, а в голове уже звенит не по-детски.
Пока меня сюда везли, я еще даже особо не нервничал, кретин! Попадать в ментовку мне не впервой. Точнее, по обвинению в изнасиловании, конечно, впервой, а за хулиганство — уже бывало.
После такого батя окрысился бы на меня надолго, выел весь мозг половником, но вытащил бы в считанные часы, в этом я даже не сомневаюсь. А вот из этого подвала он меня как вытащит? Никак! Учитывая, что о моем нахождении в оном и не узнает никогда.
Тут вдруг в подвал открывается дверь, и на пороге появляется жиртрест.
Но я даже ему уже рад, лишь бы прекратили рихтовать физиономию, очень уж она мне нравится такой, как есть, точнее была…
— Размялись и хватит… Свободны на полчаса… — он дает команду полицейским.
«Размялись?! Ну суки…»
Я сразу понял — он имеет над ними власть. Скорее всего, начальник, а значит, носит погоны, причем, судя по всему, не маленькие, раз такой наглый.
«Мда, повезло как утопленнику… Умудрился шпильнуть родственницу мента…»
Впредь у всех своих девок буду спрашивать, нет ли в роду кого в погонах. Если есть — на фиг мне такая девка...
Жиртрест кое-как спускается в подвал со своим костылем, садится на единственный свободный стул — не прикрученный к полу, между прочим! И машет передо мной битой…
— А вот и адвокат… — довольно ухмыляется он.
Я сплевываю на пол, морщусь оттого, что в моей слюне больше крови, чем самой слюны, и тихо шиплю:
— Вы, уважаемый, понятия путаете. Адвокаты защищают! А это орудие, с вашего позволения, уж никак на себя эту функцию взять не может…
— Умничать любишь, да? Ну сейчас проверим, правда умный или обычный балабол… А насчет этого… — он поигрывает битой, примеряясь к моим коленям. — Этот адвокат будет защищать… Только не тебя, а честь девушки, которую ты отнял!
Глава 31. Лиза на мою голову!
Тогда же:
Влад
— Я хочу знать, как же так вышло, что порядочная, воспитанная в лучших традициях девочка легла под такого козла! Как ты ее заставил? — жиртрест прищуривается и постукивает битой по своей ладони.
— Я ее не заставлял! — ору во весь голос в надежде, что где-то там за пределами этого гнилого подвала есть люди — авось кто услышит.
И уже сам факт того, что меня не затыкают, не требуют вести себя тише, показывает, что они не боятся быть услышанными. Это паршиво.