Сам Гай выбрал диван, а я примостилась рядом. Сеттар вольготно расположился в кресле напротив и ни на секунду не сводил глаз с отца.

На какое-то время повисла гнетущая, давящая на всех тишина. Каждый из нас понимал, что разговор предстоит нелегкий, но, наверное, необходимый. Для меня, прежде всего потому, что блуждать в неведении я просто устала, а еще очень хотелось жить. Хотя… «Жить» слишком громко сказано, пока хорошо бы просто выжить. Для Гая — это шанс сбросить с плеч тяжкую ношу. Проблема состояла лишь в том, что непосильный груз за все прошедшие годы врос в его тело, пустил корни, и не так-то просто было его выкорчевать. Ну а для Сеттара любая информация в столь важном деле могла оказаться важной.

Отец перевел дыхание, сжал мою руку и, устремив взгляд в окно, словно там мог видеть картины далекого прошлого, приступил к рассказу.

— Ориан я видел лишь однажды. Знал, кто меня посетил. Почувствовал задолго до того, как молодая женщина возникла на моем пороге. Дочь, ты всегда удивлялась и огорчалась тому, что не могла подкрасться ко мне незаметно и застать врасплох. Секрет прост — золотая саламандра осечек не дает и всегда предупреждает вассала о приходе сюзерена.

Еще мой дед рассказывал, насколько прекрасны женщины рода Воеллон. Но то, что я увидел, скорее, показалось мне тенью, отголоском былой красоты, сияние которой угасло. Ориан куталась в плотный темный плащ и все время морщилась, словно ее терзали сильные боли. Я подумал, что она больна и ей нужно помощь. Но о себе гостья говорить не стала. Никак не ожидал, что, распахнув плащ, элементаль протянет мне сверток. Уртанаш не имеет право отказать госпоже. Я бережно принял его и откинул край расшитого одеяльца. Внутри лежал ребенок, новорожденный, еще весь красный и сморщенный. Его глазки были закрыты, но уже тогда сердце старого солдата дрогнуло. С самой первой минуты, как я увидел тебя, ты стала самым дорогим для меня чело… Кмм… существом.

— Снарк, именем рода Воеллон, я требую исполнить мою волю! — тихо произнесла Ориан, потом взглянула на младенца, и лицо ее на миг просветлело. — А как мать, я очень прошу тебя, позаботься о моей девочке. Каждый год в день ее рождения она будет получать от меня подарок. Я оставила их ровно двадцать, не считая вот этого… — Элементаль сняла родовой амулет и аккуратно надела на шейку ребенка, погладив по крошечной щечке. Она глянула на меня так, словно посмотрела прямо в душу, и прошептала: — Береги мою Валери — последнего элементаля некогда великого рода, заклинаю! Если я не вернусь до того момента, как закончатся дары, значит меня больше нет.

Появление младенца в доме холостого старого вояки нужно было как-то объяснить, и мы придумали нелепую легенду о постоялом дворе и случайной связи. Я не возражал, даже слушал вполуха. Признаться, не мог оторвать глаз от девочки. Ты была прекрасна, Валери! Чудо, таинство, волшебство, вошедшее в этот мир и попавшее в мои руки. Напоследок Ориан взяла с меня клятву, что правду ребенок должен узнать лишь перед моей смертью, либо в день, когда в девочке проснется дар предков. По словам твоей матери, это должно было случиться не раньше, чем через пятьдесят лет. Приняв мой непреложный обет, она взглянула на тебя и исчезла.

А я остался стоять на пороге, прижимая к себе драгоценный сверток, и никак не мог осмыслить, как мать смогла оставить свое едва рожденное дитя. Как? В голове сие не укладывалось. Оглушенный, потерянный, все смотрел и смотрел на крошечное личико. И вдруг ты открыла глазки, в них отразился мир и я, я был центром этого мира. Наверное, в тот самый момент осознал свое истинное предназначение, принял тебя всем сердцем и полюбил. Но так и не смог простить Ориан предательства по отношению к тебе. Осуждал, осуждаю и, скорее всего, буду осуждать до самой своей смерти, как твой отец, Валери, хотя, как уртанаш, не имею на это никакого права.

С тех пор в день твоего рождения у дверей появлялся подарок. В этом году был двадцатый, последний дар Ориан. И, Валери, — Гай развернулся и посмотрел на меня. — Я хочу, чтобы ты знала, чтобы не произошло, я люблю тебя. Совсем не потому, что обязан, а потому, что ты моя дочь.

— Она мертва? — тихо спросила я.

— Все в руках Малха, дитя. Но мы будем надеяться на лучшее.

Я не знала той женщины, которая была моей матерью, но смерти ей не желала.

— Отец! — прошептала, едва сдерживая слезы, и укрылась на его груди.

— Это все? — спросил Сеттар. Его голос был напряжен и холоден.

— Клянусь, это все, что я знаю, — ответил ему Снарк.

— Хотите сказать, что не знаете, кто настоящий отец Валери? — теперь ко льду примешивались ядовитые нотки сарказма.

— Не имею ни малейшего понятия, но у меня есть что сказать этому безответственному парню!

И как он это сказал! У меня от гордости даже слезы высохли, я подняла голову и посмотрела на Сеттара, дескать, знай наших. Но он не обратил никакого внимания, сейчас его занимал лишь отец. Тем неожиданнее прозвучали его следующие слова:

— О, поверьте, мне тоже есть что сказать этому парню! — и в его глазах заплясали всполохи огня.

— Вам-то какое до него дело? — скептически хмыкнул Снарк.

— Хотел ему сказать, что сделал Валери предложение и намерен в скором будущем на ней жениться.

И вот теперь гадский лорд изволил улыбнуться, а Гай помрачнел.

— О, нет! — произнес он.

— О, да-а! — возразил ему демон, и столько предвкушения в голосе, что даже мне стало бы любопытно, чему он так радуется. Да, определенно, было бы, если бы невестой не оказалась я.