Ушло на это четыре дня. Я спал, ел — пища, против ожиданий оказалась не такой уж волнующе-прекрасной, какой я ее помнил — занимался и снова спал. Пробуждался и опять до изнеможения нагружал мышцы. Добиваясь полного контроля над доставшимся мне телом, я заодно и тренировал разум. Он, вроде, остался таким же, каким и был последние десять лет, однако теперь его ясность здорово зависела от физических реакций носителя. Если я уставал, ясность мыслей затмевала ноющая боль в мышцах. Если гневался — игнорировал очевидные решения, зато охотно хватался за сомнительные.

Пару раз в день заходили Стефан с Гринем, желая поскорее обсудить предложение президента. Я как мог уходил от разговора, ссылаясь на усталость или неспособность мыслить рационально. Это злило их обоих, но если Страж принимал мои ответы и уходил, то нехристь несколько раз обозвал меня сломавшейся машиной, от которой толка больше нет. Я его не разубеждал.

К счастью, с ответом нас Фокс не торопил. Ему некуда было спешить, по крайней мере неделя или две для его плана не сделали бы никакой погоды. А нашей группе требовалось остановиться и подумать — в последнее время мы больше действовали, чем думали. Хотя все-таки больше мне, чем группе.

К исходу четвертого дня я понял, что полностью контролирую как свое тело, так и разум. Изредка еще накрывало паническими атаками, но я уже научился с ними бороться. Большой проблемы в них я не видел, доля секунды — и я брал всплеск эмоций под контроль.

Очистившись наконец от проблем, приобретенных вместе с телом, я занялся важным. Во плоти или в цифре, суть моя не изменилась. Я был и оставался наставителем, а значит, моей задачей по-прежнему являлось эффективное обеспечение деятельности подопечного. И стоило взглянуть на стоящий перед нами вопрос с этой позиции, как ответ оказался совершенно очевидным.

— Мы согласимся на предложение Фокса, — сказал я, пригласив Стефана с Гринем на разговор.

Страж тут же нахмурился, а нехристь, напротив, засиял. Он уже многократно давал понять, что возможность развязать гражданскую войну его нисколько не волнует, равно как и души жителей станции. Возвращение на Землю — вот что его интересовало.

— Мы нарушим порядок, установленный здесь демонами, — продолжил я. — Но сделаем это не для того, чтобы сбежать.

Теперь хмурились оба — я буквально читал на их лицах вопрос: «А не это ли наша цель?» Вслух, однако, ни один, ни другой ничего не произнесли, понимая, что я не закончил.

— Мы найдем способ вернуться домой. И вернемся. Но на своих условиях.

Первым понимание появилось в глазах у подопечного, а буквально спустя секунду зажглось и во взгляде мага. Только вот эмоции они испытывали полярные.

— Ты что, собираешься… — начал было Гринь, но Стеф закончил фразу за него.

— Хочешь очистить станцию? Я за!

— Да вашу же мать, долбаные вы святоши! — нехристь посмотрел сперва на меня, потом на граничника, после чего сплюнул на пол. — Почему вы все время лезете всех спасать?

Разговор наш проходил в столовой, расположенной по соседству с медблоком, и до сих пор являющейся моей комнатой. Я озаботился тем, чтобы нас никто не подслушал, повесив по дрону в каждом коридоре, ведущем сюда — переселение в клона не лишило меня возможности управлять внешней техникой.

Людей в личных президентских апартаментах было немного. Сам Фокс отсутствовал, участвуя в дебатах с Мантой в соседнем улье, охрана внутрь входила только по просьбе, а прислуга старалась держаться от нас подальше — хоть главный подземник и сказал, что мы не враги, людей с белой кожей они по-прежнему боялись.

В итоге мы были предоставлены сами себе и даже обладали некой свободой передвижения. Не настолько полной, чтобы гулять по «улицам», но и запертыми в тюрьме себя не чувствовали. Гринь со Стефом, например, надевали маски с перчатками, и в сопровождении охраны выбирались наружу, изучая жизнь местных.

— Потому, что должны, Гринь, — ответил я, понимая, что вопрос нехристя был риторическим. — Потому, что приняли для себя этот путь. А еще потому, что случайностей не существует, и жизнь человека — цепь из закономерностей, сотканных из принятых им решений и поступков. Наши — привели нас сюда. Мы можем попытаться сбежать, а можем вернуть людям — всем людям на станции! — возможность жить и самостоятельно делать выбор между Светом или Тьмой.

В конце речи я усмехнулся, тщательно контролируя мимику. Втайне я гордился тем, что демонстрация эмоций больше не походила на гримасу боли, хотя мне еще было над чем работать.

— Ничего мы им не должны! — рявкнул нехристь в ответ. — Они тут триста лет жили и в ус не дули, а теперь мы должны их спасать? Давать им выбор — да ты себя-то послушай, Мертвый! Они же ни в бога, ни в черта не верят!

— Владей ты хотя бы основами веры, Гринь, то понимал бы, что молитва, обращенная к Господу, может быть направлена на кого угодно, но спасает, прежде всего, твою собственную душу.