«Хочешь продолжить учебу в Англии?». Пожалуйста.

«Хочешь в августе отправиться во Францию?». Изволь.

«Хочешь на горнолыжный курорт? Нет?! Может быть, на море?». Без проблем.

Да, я не наглела, ограничивая себя в тратах, понимая, что Виктор Степанович заботится обо мне только в память об отце. Но сам Виктор Степанович меня никогда не ограничивал. Я ведь запросто могла пойти в любой момент и купить себе брендовую сумочку или туфельки.

Мне достаточно было зайти в гараж, чтобы убедиться в его щедрости.

Кстати, о гараже… Я уже подумала о том, что если не найду способа раздобыть денег для перевода в другую клинику, можно продать свою машину.

— Еще воды? — участливо поинтересовался Юрий Олегович.

— Нет. Объясните, пожалуйста, еще раз, — попросила. — Неужели, совсем ничего нельзя сделать?

— Боюсь, что нет. В данном случае мы можем только способствовать, но все зависит исключительно от него. Требуется время, — такими вот обтекаемыми фразами Лермонтов пичкал меня уже добрую четверть часа. Оказалось, что инсульт спровоцировал у Виктора Степановича обширный отек мозга, поэтому его ввели в медикаментозную кому. Смешно звучит, но искусственная кома восстанавливала нервные клетки. Правда, длительное нахождение в медикаментозной коме могло нанести существенный вред. Были еще другие, менее серьезные осложнения, вызванные инсультом. Юрий Олегович вдоволь сыпал непонятными медицинскими терминами. Но какие-то положительные прогнозы врач делать напрочь отказался, ссылаясь на то, что все в руках Праматери Луны и пациента. Так и сказал: «Праматери Луны»… Меньше всего ожидала услышать подобную ересь от врача суперсовременной клиники.

— А если я его переведу в другую клинику? Например, в Москву, — да-да, возможно, там врачи были более вменяемые. Ну, не верилось мне, что при развитии современной медицины, когда даже зубы научились лечить с помощью лазера, ничего нельзя предпринять. Может, они, конечно, что-то предпринимали, но никакого плана лечения или каких-то предложений мне озвучено не было.

— Вы можете, но я бы не советовал. У нас достаточно современное оборудование и высококвалифицированный персонал, — мне захотелось грустно усмехнуться.

— Понятно, спасибо, — поднялась. — Я могу его увидеть?

— Конечно. Поговорите с ним.

— Поговорить? — с энтузиазмом спросила. Только что Лермонтов рассказывал о том, что Виктор Степанович находится в искусственной коме. А я как-то всегда думала, что при коме сознание, словно, отключается.

— Да, побеседуйте с ним. Он вам, конечно, не ответит, но говорят, — протянул врач, — они слышат. Проводились опыты…

Юрий Степанович, казался, вчера таким адекватным, а сегодня просто раздражал. Слушать не стала, перебивая:

— Проводите меня до палаты.

Сидела на стульчике рядом с больничной койкой опекуна. Держала его за прохладную морщинистую руку, периодически прижималась к ней губами. Он был такой бледный. Весь в каких-то проводах и трубках. Успокаивало только мерное пиликанье монитора. Сердце билось, значит, живой. Все-таки расплакалась.

Я всегда относилась с теплотой, уважением и безграничной благодарностью к Виктору Степановичу, но даже не представляла до этого момента, насколько любила и дорожила им. Пожалуй, он мой самый родной и близкий. Даже не хотела думать, что будет, если ему не станет лучше. О смерти вовсе не думала.

Я, действительно, с ним говорила. Пожаловалась на неадекватность врача и Сафронова. Поделилась тем, как переживаю. Рассказала, что учудила вчерашним вечером и о причинах, побудивших меня на это. О том, что так меня мучило все эти годы. Еще никому, ни одной живой душе я не сказала, что сотворил со мной в ту страшную ночь отчим… То, о чем старалась не вспоминать, но то, что мне снилось в кошмарах.

Время летело незаметно. Раздался звонок мобильного телефона. Звонил Николай.

— До завтра, — произнесла и несильно сжала ладонь опекуна. Не ожидала, что уже прошло столько времени. Поднялась и покинула палату, сжимая в руках вибрирующий телефон. Врач предупредил, что пользоваться смартфоном в палате нежелательно.

— Уже иду, — бросила в трубку. Николай знал, что в определенное время мне необходимо быть в ресторане «Камыш».

Водитель все это время прождал меня на парковке. Да, он беспокоился за Самойленко, но делать из палаты проходной двор было неуместно. Николай уже знал, что никаких положительных изменений в состоянии Виктора Степановича не было.

— Я не поэтому звоню, Айя.

— Да? — заинтересованно произнесла. Не представляла, что такое может быть срочное у водителя.

— Я только что видел машину Игоря Викторовича.

— Хорошо, — новость в принципе отличная. Меня радовало, что сын заинтересовался здоровьем отца. В принципе я сама ничего толком сделать не могла. Я не являлась родственницей Виктора Степановича, оформить простой перевод из больницы в больницу, казался, настоящей проблемой. Когда пыталась обсудить с врачом подобную перспективу в первый раз, он собрался позвонить Сафронову. Еле остановила.

На встречу с Михаилом Пахмутовым приехала за пятнадцать минут до назначенного времени. Мужчина уже ожидал меня.