– Я по возможности буду тебя навещать в столице, – заверял Скуратов, и его слова звучали так легко, так понятно. Только вот сдохла бы я от ревности, зная, что он находится в пятистах километрах от меня. 

– Ты хочешь избавиться от меня? – произнесла я раньше, чем поняла, как по-детски капризно звучит мой вопрос. Отвернулась резко и уставилась в окно немигающим взглядом, ощущая глобальную пропасть между нами. Ведь мне от мысли о разлуке становилось невыносимо, я считала часы до его возвращения, а он так просто готов был меня отпустить, и от этого в душе рос сумрак.

Чувствую его тяжёлые ладони, тепло тела позади и неосознанно подаюсь назад, касаясь спиной груди. Меня будто тянет к нему невидимыми путами, и совладать с ними нет сил. Богдан потирается подбородком об мою макушку, сжимая пальцами мои плечи, успокаивая. 

– Глупая, – в его голосе нет насмешки, скорее грусть, и это немного ослабляет обиду, грызущую изнутри, – если бы я мог, поехал бы с тобой. 

Знала, что не мог. Между ним и Хмельницким заключено джентельменское соглашение, по которому он фактически в его рабстве ещё на три года. Три года. Эта цифра пугала до чёртиков. Что случится с нами за это время? Я не сомневалась в глубине своих чувств, не сомневаюсь, что пронесу их через годы. Ведь сильнее любить просто невозможно. А вот Богдан… сколько в его жизни ещё будет таких, как я, обожающих, едва ли не боготворящих девчонок. 

Гнать от себя эти мысли, когда он находился рядом, труда не составляло. Стоило ему дотронуться до меня, и я забывала обо всём на свете. Моё дыхание сбивалось, становясь судорожным, прерывистым из-за моей потребности провести носом по его шее и вдохнуть запах кожи, как наркотик, тут же попадающий в кровь, делая меня зависимой. Подчиняя. Он как ластиком стирал всю мою скромность. Я не узнавала себя совсем. Понятия не имея, кто та раскованная девушка, что без промедления готова взять в рот его член и ласкать так, будто это единственно важное занятие на свете. 

Потом, вспоминая, как я становилась перед ним на колени, словно рабыня перед господином, нетерпеливо наблюдая за тем, как его длинные пальцы справляются с ремнём и ширинкой, краснела от макушки до пяток. До Богдана я имела лишь теоретическое представление о строении мужских половых органов, но, познакомившись с ним, уже не сомневалась, что его член – это произведение искусства: ровный, длинный, с красивой головкой, которая так и манила взять её в рот. Я обхватывала его пальцами, и они едва сходились на горячем пенисе, реагирующем на меня так, словно это не просто орган, а самостоятельное существо. Но мне жизненно необходимо было ощущать его губами, исследовать язычком каждую венку на члене, ластиться об него как голодная кошка, поднимая глаза на Богдана и ловя напряжённый, тёмный взгляд. Мои движения неискушённые, интуитивные, основанные на его реакции от моих прикосновений, и, когда он кончал, я испытывала ликование от того, что мне, такой неопытной, удалось довести его до этого состояния. 

Раньше весь процесс минета мне казался грязным и унизительным. Когда подруги обсуждали свою сексуальную жизнь, думала, что никогда не смогу перебороть отвращение, а гипотетическое прикосновение губ к члену вызывало ужас. На деле же оказалось, что, даря удовольствие Скуратову, я получала обратно в сто крат больше, и эта горячая волна возбуждения сметала всё стеснение и скованность. Стоило опустить одну руку в свои влажные трусики, как я тут же кончала, с членом во рту.

Пугающе и странно было то, что, зная, кто он на самом деле, помня, как он себя ведёт в драке, в борьбе, ту агрессию и тестостерон, которые сочились из каждой поры, я испытывала жгучее возбуждение от игры этого контраста. Нежности со мной и грубости с другими. 

Хорошая девочка во мне восхищалась способностью Скуратова идти вперёд несмотря на все попытки его сломить. Не сойти с ума там, где любой другой уже давно бы бился головой о мягкие белые стены. И он делился со мной своей силой, а я с радостью ею питалась, купаясь в лучах его энергии. 

 Только рядом с этой гаммой чувств, которые я начала испытывать, поняв, что Ульяна Евстигнеева безвозвратно пропала для окружающих, потеряв голову от любви к Стрелку, шёл страх. Он следовал по пятам за каждой мыслью о нашем будущем, отравляя надежду на лучшее и всё моё существование. И день за днём этот страх только рос, потому что росли и моя любовь к бандиту, и понимание безнадёжности ситуации. Вместе с тем я верила его словам, доверяла безгранично. 

Богдан обладал множеством талантов, и одним из них было умение убеждать. Но уговорить меня оставить его в городе N и ехать в Москву у него так и не получилось. Знала, что с моей стороны это отчаянно глупо, понимала, что у отца в любой момент может иссякнуть терпение ожидать дочку, каждым шагом которой он привык руководить. Но что будет, когда он поймёт, что я не собираюсь возвращаться? Что случится, если он узнает, в чьей квартире я живу и кто мой парень? Про Игоря, в чьём взгляде было больше безумия, чем адекватности, я и думать не желала.

Судьба уготовила для меня встречу и с Хмельницким. Я вышла из дверей квартиры – в холодильнике шаром покати – и столкнулась с ним нос к носу. Оба замерли, уставившись друг на друга. Почему-то сразу поняла, кто стоит напротив. Рассматривала его, пытаясь сличить ту картинку, которая нарисовалась со слов Богдана, и реальность. Передо мной стоял статный мужчина в годах, и, скажи мне кто-нибудь, что он глава самой крупной в городе N преступной группировки, подняла бы того на смех. На нём дорогой костюм, пошитый по фигуре, словно он собирался на званый ужин и случайно перепутал двери. Тёмные волосы с проседью убраны назад, а ещё более тёмные глаза уставились на меня со странным выражением, которое невозможно разгадать. И эти самые глаза –единственное, что выдавало его. Холодные, расчётливые, много повидавшие в жизни.