Как только я стал распаковывать свои снасти, на меня налетела такая туча комаров, какой я никогда до этого ещё не видел в своей жизни. Они атаковали с такой жадностью, что я бросил все свои приготовления и стал прятаться с головой в куртку, зажимая кулаками края рукавов, чтобы доступным не осталось ни единого квадратного сантиметра кожи. Я знал, что мне нужно переждать всего каких-то минут двадцать до восхода солнца. Так и случилось. Как только на горизонте появился краешек огненного шара, этих гадов мгновенно, как ветром, сдуло. Кстати, в ветреную погоду комары тоже никогда не летают. Видимо, комариные авиадиспетчеры не дают им разрешения на вылеты при в таких условиях. А вот столь сильная боязнь прямых солнечных лучей наводит меня на мысль, что все кровососущие на нашей планете негативно относятся к солнечному загару. Кроме женщин. Например, вампиры, которые действительно существуют. Они совсем не такие, какими их показывают в кино, и вовсе не способны убить человека, но таки питаются красными тельцами и делают это исключительно в темное время суток. Я совсем не специалист в этой области, но мне кажется, что это любопытное совпадение, не правда ли?

Около пяти часов утра я начал замерзать. Предрассветные часы – самое холодное время суток. Проснувшись от того, что зубная эмаль стала трескаться от продолжительного стука нижней челюсти о верхнюю, я решил, что мне необходимо двигаться, чтобы согреться.

Я вскочил и направился к своим спиннингам. Прежде, чем снова поменять сомовьи поводки на обычные, я подумал, что ещё успею разок перебросить снасти на сома. Редко, но бывает, что сом находит наживку под утро и берёт её.

Сомовья снасть не сильно отличается от той, что я использую в светлое время суток на белую рыбу. Вместо двух коротких поводочков с маленькими крючками я использую один длинный из толстой лески с гигантским крючком, на который насаживаю приличный пучок дождевых червей или сразу несколько пиявок. Кормушку оставляю пустой, она служит исключительно в роли грузка. Те пруты, которые днём стоят на хищника, я вообще не переоснащаю на ночь. Хищная снасть вполне подходит и на сома, тем более что он тоже хищник, хоть и не брезгует падалью. Крючки, правда, для живца я использую чуть меньшего размера, но и они годятся.

Закончив разбираться с прутами, я понял, что согреться эта работа мне не помогла. Конечности по-прежнему дрожали от холода, и я стал ходить вдоль берега взад – вперёд пока не заметил, что мои ноги промокли от росы. Снова из своих микро-ангаров вылетели на промысел комары. Ожидание восхода солнца стало ещё более невыносимым.

Где-то с полчаса я бесцельно шатался по берегу, стараясь не окоченеть, и затем один за другим стал перепрофилировать свои спиннинги обратно в дневной режим. Нелюбимых мной красных червей на трёх прутах сменили белые, для двух других мне пришлось поймать свежего живца, потому что вчерашний за ночь отошел в мир иной. Кормушки (на тех прутах, где они были) наполнились ледяной гороховой кашей, и всё это благополучно отправилось в воду ловить рыбку, большую и маленькую.

Красного червя я не люблю из-за того, что после него руки остаются испачканными землёй, из которой его приходится выковыривать, и из-за стойкого характерного запаха, который долго потом преследует, особенно если иметь неосторожность грязными руками потереть нос. Белый червь, он же опарыш, без всяких сомнений, намного более грязное животное, но он хранится в аккуратной пластиковой коробочке с мелкими дырочками в крышке, пересыпанный манной крупой. После его использования руки остаются сухими и не пахнут, если его случайно при наживлении не раздавить (но такое случается только с дилетантами), поэтому белый червь для меня более удобный в использовании. Главное, этими условно чистыми руками не класть ничего в рот, хотя признаюсь честно, я, бывало, забывал их помыть в реке прежде, чем устроить полдник и никаких последствий ни разу это за собой не повлекло.

К тому моменту, когда все спиннинги снова были заброшенными, солнце уже выглянуло, и моё настроение стало подниматься вместе с ним. Я был решительно настроен наловить к вечеру рыбы так, чтобы, как минимум, было чем похвастаться перед Славиком.

Раньше я не замечал такой зависимости от солнца, как после разрыва с Наташей. Мне было не важно какая на улице погода, если я находился в тёплом и сухом помещении. Моё настроение никак не зависело от метеосводки. Когда я остался один, то долгое время меня не покидали чувства вины и отчаяния, которые привели к глубокой депрессии и даже попытке самоубийства.

Когда время безжалостно медленно стало залечивать мои душевные раны, я не сразу заметил странную закономерность, которой раньше точно за собой не наблюдал: в дождливые дни мне было невыносимо трудно не только справляться со своими разрушительными мыслями, но и находиться с самим собой в одной комнате; когда день был ясный, то во мне распускался цветок надежды, благодаря которому, наверное, я и смог привести себя в порядок к окончанию лета.

А совсем недавно я случайно прочёл в газете, что в Скандинавии зимой совершается невероятное количество самоубийств среди молодёжи. Причина кроется в полярной ночи, которая практически полностью скрывает солнце от северных народов почти на полгода и лишает их таких гормонов счастья, как серотонин и дофамин.

Что-то похожее на дефицит гормонов счастья в моей мрачной безрадостной жизни стал испытывать и я. Когда Наташа перестала быть моим источником счастья, мой организм стал испытывать острую потребность в ультрафиолетовом излучении.

Утренний клёв с каждой минутой разочаровывал всё сильнее. К девяти часам утра я поймал только три совсем не больших устирки. Рыба брала наживку очень неохотно. Несколько раз после уверенной поклёвки добыча сходила с крючка при попытке её подсечь, что говорило о вялом поведении речных обитателей. Я никак не мог понять, с чем это может быть связано. Обычно рыба так себя ведёт к перемене погоды, но прогноз не предвещал никаких серьезных изменений.