Уна попыталась сдвинуть с ног труп разбойника, и у нее ничего не получилось Тогда она начала вылезать из-под него, дергаясь, извиваясь, как змея. Через некоторое время ей это удалось — благодаря натекшей на пол крови. Ноги скользили по полу, и по залитой кровью коже вожака. Есть! Вылезла! Быстро осмотрелась по сторонам — нет, рыжего Шелега нигде нет. Опасно! Он может прятаться где угодно — например, в туалете. Или в кладовой! Или в коридоре! Но теперь она с ним справится. Один это придурок ей не соперник. Только вот неплохо было бы развязаться…

Снова легла на пол, и стала заводить связанные сзади руки вначале к заду, потом, изгибаясь, все дальше, дальше… Если бы не ее гибкость, натренированная годами занятий, Уне это вряд ли бы удалось. Но у нее получилось. Ступни скользнули по связанным рукам, и… есть! Руки впереди!

Уна сорвала с головы повязку, удерживающую кляп, сделанный из ее же трусов, выдернула изо рта промоченную слюной тряпку и хрипло, откашлявшись, спросила:

— Дианочка, дочка, ты как? Все в порядке? Ты меня слышишь? Дочка!

Дина медленно открыла глаза, будто проснулась, посмотрела вокруг, посмотрела на Уну, и… бросилась вперед:

— Мамочка! Мамочка моя! Мамочка!

Уна прижала ее к себе, охватив за спину онемевшими, связанными руками, и они так простояли минут пять, а может больше. Диана рыдала, выплакивая ужас последних часов, а Уна улыбалась, и… тоже плакала. Да, плакала сквозь улыбку, или улыбалась сквозь слезы. Дочь. У нее — дочь!

— Дочка моя! Доченька! — повторяла она, забыв о боли в избитом теле, забыв обо всем на свете кроме этого маленького, горячего тельца прижавшегося к ее бедру.

Потом Уна нашла меч, принадлежавший одному из разбойников, и перерезала путы. Налила в пустое деревянное ведро воды, взяла мыло, тряпку, и насколько могла оттерла кровь и грязь со своей кожи. Спину ей помогала мыть Диана — девочка серьезно, с усердием терла спину мамочки, между делом спрашивая, не больно ли она ей сделала. Уне было больно, спина — сплошной синяк, но говорить об этом девочка она не хотела. Маме не бывает больно, мама сильная! Мама — всех победит! Убьет за свою дочку! Весь мир порвет!

И тут в дверь постучали — настойчиво так, с привизгом. Уна устало побрела к двери, открыла. Кахир ворвался в комнату, зарычал, вздыбив шерсть и оскалив огромные клыки и стал принюхиваться, оглядывая трупы разбойников взглядом горящих, как угольки яростных глаз.

— Ну и где же ты был? — укоризненно спросила Уна, усаживаясь на скамью — Нас тут чуть не убили, а ты где-то там зайцев гонял? Совесть у тебя есть, псина ты эдакая?

Кахир заскулил, будто понимая упрек, но Уна тут же замолчала, осеклась — плечо пса и весь его левый бок представляли собой сплошную рану. Висели клочья шкуры, на мышцах запеклась корка крови и при каждом движении пса корка трескалась и сквозь трещины выступали алые густые капли.

— Ох ты ж мой милый! — Уна охнула, и схватилась за голову — Медведь, да?! Ну зачем же ты к нему полез, демоненок эдакий! Все силы свои пробуешь?! Да разве же ты с медведем сладишь?! А если бы он тебя задрал?! Ай-яй-яй! Ты зализывал, да? Идти не мог? А я тебя ругаю! Вот как совпало-то! Просто какие-то происки Темного!

— А что такое с Кахиром? — спросила Диана, и Уна начала отвечать, а потом вдруг спохватилась:

— Да что с ним? Он ведь у нас гордый и слишком самоуверенный! Считает себя королем леса! Никто ему не помеха, только медведь! Вот и решил попробовать свои силы на медведе, и просчитался! Стой-ка! А ты ведь не заикаешься! Это как так?

— Не знаю, мамочка! — улыбнулась Диана и села к Уне под бок, обняв ее за талию — Мамочка, а они (она указала на злодеев) так и будут тут лежать? Я что-то их боюсь!

— Бояться их незачем, мертвые уже не встанут. Они только в сказках ходят. А здесь они лежать не будут. Уберем! Но чуть позже, ладно? Мы сейчас Кахира полечим, немного отдохнем, а уже потом будем выбрасывать мусор. Ладно, дочка, подождешь? Не будешь бояться?

— Нет, не буду! — закивала Диана, и притянув руки обняла Кахира, будто прислушивающегося к их беседе — Бедненький! Зачем ты мишку кусь-кусь! Не надо мишку кус-кусь! Он большой, злой! Сейчас мамочка тебя полечит, и все будет хорошо!

Кахир стоял спокойно, и только глаза еще щурились — то ли от боли, то ли он внимательно разглядывал девочку и что-то себе решал. А затем он как обычно вывалил свой широкий как лопата язык и прошелся ей от подбородка до лба. Девочка рассмеялась и утерлась запястьем.

— Хулиган! Вот сейчас возьму, и тоже тебя оближу! — она снова схватила Кархила за голову и чмокнула его в нос. Кахир фыркнул и обнажил в улыбке клыки.

А тем временем Уна уже бегала по комнате, собирая в одно место ступку, ингредиенты для снадобья, а еще — принесла бутылку с крепким зеленым вином двойной перегонки, нитки и иголку.