— Ну ее к черту… эту армию! Я лучше в лесу посижу — буркнул собеседник, но Уна гаснущим сознанием его уже не слышала. Не чувствовала она и того, как ее и Диану подняли и понесли в дом. Ей было хорошо и спокойно.

***

Очнулась Уна днем, когда свет заливал комнату яркими, будто весенними лучами. В доме тепло, пахнет пирогами, и Уна нахмурила брови — кто это печет пироги в ее доме?! Она-то спит! И никому не позволяла входить в дом пока она спит!

Попыталась встать, и тут же зашипела от острой, простреливающей боли в подмышке, на левом боку. Задрала короткую рубашонку — грудь перевязана чистыми бинтами, и вполне даже профессионально. Тот, кто перевязывал — знает толк в перевязках. Или лекарь, или солдат.

Нахмурила брови — откуда у нее рана?! Боги… память как будто стерли! Состирали, как пятна с белого полотна! Итак… были на празднике, пели, потом… Нафаня! Разбойник! Бой у дома! ДИАНА!

Одним прыжком соскочила с кровати, распахнула дверь, пробежала по коридору до комнаты дочери, ворвалась в нее… нет! Дианы нет!

Кровь стучит в висках, бьет, как молотом, сердце стучит, норовя вырваться из грудной клетки — где она?! Где?! Что с ней?! Неужели… нет! Не может быть!

Внизу — голоса. Голоса! Там кто-то есть! Туда! Скорее! Скорее!

По лестнице вниз, в гостиную…

Диана! Дочка! Доченька!

Схватилась за перила лестницы, едва не упала — такая слабость накатила. Дочка — жива! Только на голове повязка, а больше ранений не видать — сидит, чай пьет рядом с Кормаком, у плиты возится одни из кормаковских невесток — Грета вроде как ее звать. Еще — парень сидит возле окна — огромный, плечистый, смотрит на Уну и как-то беспомощно улыбается, вроде как застеснялся, ее увидев.

— О! Вот и мамка встала! — Кормак довольно хохотнул, потом нахмурился и приказал невестке:

— Дай-ка ей что-нибудь прикрыться, а то вишь ты как…

Уна не поняла, о чем он говорит, и только когда женщина заслонила ее спиной и подала домашний рабочий халат, в котором Уна обычно убиралась по дому, заметила свои босые ноги, которые торчали из-под коротенькой рубашки, едва прикрывающей срам, и развязанные завязки на груди — рубашка перекосилась, и наружу выскочила левая грудка, нахально уставившись на мир сжавшимся острым бугорком темным соском. М-да… вид совсем не для того, чтобы встречать посторонних мужчин.

Запахнувшись в халат, Уна проковыляла к скамье у стола, отказавшись от помощи Греты, и с облегчением уселась, пытаясь пройтись по уголкам своего тела и определить степень его здоровья. Получалось не очень, так как голова у нее до сих пор была как ватная.

— Ты как, милая?! — протянула Уна руки к дочке, и та с готовностью бросилась к ней в объятия — Что с головой?

— Ушиб у нее — вместо Дианы ответил Кормак — Ссадина, шишка, а так — все в общем-то и в порядке. Говорил я тебе — надо было ребят у тебя в доме посадить. А ты все упрямилась! Скажи спасибо Нулану — он тебя спас. И сам выскочил, и собаку выпустил. Если бы не они… Мои ребята прибежали к самому что ни на есть окончанию. Если бы не Кахир с Нуланом — вас бы уже прирезали и смылись.

— Нафаня как? — спросила Уна, собираясь с мыслями. Она никак не могла понять, какое отношение Нулан имеет к ее проблемам. И как он смог выйти и выпустить собаку, если сидел в доме под запором на вот такенном замке, который весил наверное как половина веса Дианы. А может и больше.

— А что ему сделается? — хохотнул Кормак — Спит у печки. Только на нас зыркает — не нравится ему, когда шумят. Спи, спи, мерзавец! Вот ты заварил кашу! Хлебать — не перехлебать!

— Он не мерзавец, дядя Кормак! — строго укорила Диана — Не зови его так, это нехорошо! Он молодец! Он нас защищал! И он мстит за свою маленькую хозяйку! Он настоящий мужчина!

— Ты права — серьезно кивнул Кормак — Прости. Он настоящий мужик. Он вчера бился за вас как лев! Как тигр! Таких друзей — еще поискать! Грета, дай ему сырой печенки — заслужил!

— Он уже обожрался — аж пузо раздулось! — хихикнула женщина — Никогда не видала, чтобы коты столько жрали!э

— Кто хорошо ест — тот хорошо и работает! — глубокомысленно заключил Кормак, и широко улыбнулся, глядя на обнявшуюся парочку — ну и шуму же от вас в селении, моя дорогая лекарка! Но… это правильный шум. Грета, налей ей узвару — пусть мозги прочистит. Я ей вчера дал успокоительного, так что в голове у нее сейчас небось как вата. Чего смотришь? Ты все время порывалась бежать, спасать дочку — боялся, что глаза мне выдерешь, или еще чего… поинтереснее! Так что пришлось успокоительное дать! Чего смотришь, Гретка? Думаешь, что свекру то что поинтереснее уже не нужно?

— Вам, папа, о душе надо думать, а не о девках! — хихикнула Грета и ойкнула, когда тяжелая рука Кормака врезала ей по крепкому заду — Тьфу на вас! Охальник! Старый, а туда же!

И они вместе засмеялись. А Уна не смеялась. Мысли ее плавали в приятном розовом тумане, ей было хорошо. Дочка рядом, все живы, тепло, пахнет пирогами — чего еще желать? А то, что бок дергает, болит — так это пройдет. Это не беда!

Уна отошла часа через два — наконец-то сообразила, заставила себя сходить в лавку и выпить бодрящее снадобье. Оно подействовало быстро, и через десять минут Уна осознала, что бегает по дому в одних войлочных тапках на босу ногу, и старом халате на коротенькую рубашонку, не скрывающую почти ничего от любопытных глаз. Пояс от халата куда-то подевался, он все время распахивался, так что приходилось придерживать его полы руками. Ну а когда забывалась, уйдя в свои теплые грезы — то и ходила как королева в развивающейся мантии, ничуть не заботясь о благодарных зрителях.