Машину дико трясло на рельсах. Я молчал, вжавшись в сидение и вцепившись в ручки. Видя, как Свят напряжённо всматривается, не хотел лезть под руку и отвлекать. Проехав с полкилометра Свят заговорил:

— Это последний выход. Мы сейчас для них невидимы, но это единственно место куда можно свалить, думаю они скоро сообразят и сунуться в туннель. Если сегодня ничего не взорву, то не прощу себе этого никогда. Тебя раньше высажу. Сейчас будет электрощитовая, за ней узкая щель. Там проход наверх. Я поеду дальше. Этот выход на поверхность единственный, на весь туннель. Я проеду ещё километров двадцать и там подорву машину. Ходы идут ещё километров на двести и выходят на Сталинград. Ни одного больше выхода из туннеля нет. Они решат, что мы хотим отсидеться или просто сами подорвались, в любом случае нас на той стороне заражённые сожрут. У тебя будет время сбежать.

— Это и есть проход на Сталинград? А ты?

— Ага, только заражённые в этот туннель не заходят, а на выходе их миллионы, кроме меня там никто не выживет. Я там уже был и вернулся. Резак, о твоём проходе никто не знает, они должны за грузовиком погнаться. Как будешь на верху, сразу к Кабальеро, пусть с твоими боссами стыкуется. Всё, на выход! И поторапливайся, ползти на верх долго, а взрывчатки у меня много. Всё, на десантирование!

Я хлопнул товарища по предплечью и спрыгнул около неприметного электрического шкафа, каких тут сотни. Небольшую щель нашёл сразу, и протиснувшись в неё метра три, обнаружил вполне приличный проход, для гибкого и непривередливого человека. Местами он был довольно широким, а местами приходилось изгибаться, но без фанатизма.

Свят почти не сомневался в том, что об этом проходе никто не знает. Эти всегда, почти, чуть-чуть, и совсем немного — они меня просто преследуют по жизни. Меня ждали. Я уверен, что ждали именно меня, но в планы ожидающих вмешался кто-то третий. Наверх ушёл бой. Я аккуратно высунулся из люка и увидел, как женщина, закованная в броню очень похожую на доспех римских легионеров и космический скафандр одновременно, металась между бойцами. В её руках были два клинка, и она двигалась стремительно. Умения Стикса просто заполняли всё пространство, и женщина выливала силу ничуть не экономя. Её ножи были хороши! Она ушла в перекат, пропустила над собой выстрел из подствольного гранатомёта, ударила по ногам бойца, задержала лезвие в районе середины кости и выпрямившись, рассекла тело до самого подбородка. Нож не заметил бедренной кости, грудины, бронежилета с керамическими пластинами, разрубил подбородок и оставил хорошую зарубку на каске.

Я, словно чёртик из табакерки, выпрыгнул из люка, чиркнул гранатомётчику Пальценожем по шейным позвонкам, доступным через узкую щель между каской и воротником бронежилета. Он так увлёкся выцеливанием шустрой дамы, что совсем не смотрел по сторонам. Пробежался по кустам, немного подрезав азартно стреляющих в женщину автоматчиков. Мои действия, со стороны незнакомки не остались незамеченными, и она сделала свой круг гостеприимства, оставив по пути несколько трупов. В конце траектории нашего движения мы на одно мгновение стали спина к спине.

Ничего объяснять и показывать не надо, я прекрасно знал куда побегу через мгновение, и что собралась делать она, хотя, каким образом девушка собралась это сделать, мне не совсем понятно.

Почему девушка? Она была закована в доспех повторяющий анатомические формы как у древних греков и римлян, только из какого-то современного материала, шлем имел непрозрачное забрало, а в руках у неё были два весьма странного вида клинка, которые резали не хуже моего Брата и Пальценожа. Мы разошлись дугой. Я сделал рывок, а она рванулась на всей возможной скорости, не скрываясь, на пулемёты. Два ПКМ в упор, не смогли остановить воительницу. Пули просто отлетали от её доспеха, а я, прокатившись под корягу ударил по ногам снайпера, который упал, а я рубанул, вспоров брюшину. Ткнул, бьющегося в агонии бойца ножом в голову. Он такой же, как и я, только ему сегодня не повезло и оставлять подранка совсем не хотелось. Откатился от растекающейся лужи крови, пытаясь сохранить хоть какое-то подобие чистоты у одежды.

С пулемётчиками тоже было всё кончено. Девушка уже откинула наверх своё непроницаемое забрало. Юное, можно сказать подростковое лицо, смотрело недобрым взглядом на оставшегося в живых перепуганного бойца. У него были подрезаны сухожилия, и руки свисали тряпками, а остальных разметало в куски. Всюду была типичная расчленёнка, с ровными срезами, проходящими через пластины бронежилетов, каски и прочие предметы амуниции.

Я сразу на это обратил внимание. Мои мономолекуляры резали всё, не тупились и не ломались, но, чтобы разрезать, как бы сказал один мой знакомый: «от шеи до седла», на это мои величайшие ножи нолдов были неспособны. Не хватит никакой силы рассечь керамическую пластину бронежилета или разрубить болтавшийся на груди ствол автомата. Дело не в том, что нож не разрежет, а дело в вязкости материала. Лезвие разрежет, а сам клинок завязнет. Я могу так сделать, но нужно применять умения Стикса, а её ножи резали сами, без всяких умений. Всюду валялись подтверждения моих наблюдений в виде ровных срезов на касках, бронежилетах и отрезанных конечностях.

Девушка внимательно осматривала стоящего на коленях пленного, а затем в одно движение, очень ловко, от уха до уха прошлась ножом. В её руке оказался скальп с двумя ушами. Она сняла скальп точно и привычно, только обычно надрезы делали по кругу и никогда уши в состав скальпа не вводили. Она внимательно осмотрела своё произведение искусства. Мне не раз приходилось снимать скальпы с мерзавцев или для устрашения какого-нибудь очередного ублюдка, но сделать «скальп-ушанку», даже мне не приходило в голову. Немного подумав и очевидно решив, что это не самое лучшее изобретение, одним движением отрезала уши, а остаток разместила в небольшой коробочке на бедре скафандра. Девушка, наигравшись с пленным, легко ткнула его ножом в голову, пробив череп и направилась ко мне широко улыбаясь. С сильным акцентом представилась:

— Джульетта.

Я улыбнулся в ответ, развёл ножи в стороны, показывая, что совершенно открытый и не собираюсь ничего агрессивного делать:

— Резак. А Ромео где? Негоже одной Джульетте скальпы резать.

— Он не режет. Это я непилот-капитан. Он на стабе остался. Дома с ребёнком будет. Нам нельзя в одном подразделении воевать, чтобы оба родителя в одном бою не погибли. Ребёнка должен кто-то обязательно воспитывать, хотя бы один из родителей.

Перед глазами стала Гайка, когда я её беременную выхватывал из-под колёс несущегося броневика, посланного Самкой. Как-то сразу на эту тему продолжать шутить расхотелось. Есть ещё одна странность. Эта юная девочка говорила о ребёнке, как о гарантированно иммунном. Она либо совсем глупая, либо уверена, что у неё ребёнок иммунный.