— Почему лежала в больнице? — настало время все рассказать…

— Проблемы с глазами. После родов зрение стало ухудшаться. — информацию лучше давать дозировано.

— Сейчас как? — может мне показалось, но в его тоне явно слышалось беспокойство.

— Уже лучше. Но… — я хотела начать исповедь издалека. — По-моему твой телефон звонит. — наверное, это было предупреждением, что моя откровенность пока не к месту.

Поговорив по телефону, Герман грубо выругался и надавил на педаль газа.

— Она пожалеет о своем поступке! — я ничего из его коротких фраз не поняла, но видно было, что он в бешенстве. Что еще произошло? Кто пожалеет? Надеюсь, это не моя мама?

— С Машей все хорошо? — тихо спросила я.

— Да. — не знаю откуда это у меня, но я очень хорошо чувствовала Германа. Хотя и без этого понятно, сейчас к нему не стоило лезть с вопросами. Остается ждать… и нервничать.

Сидела всю дорогу, как на иголках. Мы подъехали к незнакомому элитному особняку. Возле ворот стоял патрульный уазик., что не могло не насторожить. Почему-то, когда мы видим машины правоохранительных органов ничего хорошего не представляем. Да и не стоит ждать радостных новостей, когда к кому-то в дом приезжает полиция.

Герман резко затормозил, заглушил мотор. Не дожидаясь меня, он буквально вылетел из автомобиля. Я немного растерялась. Что мне делать? Оставаться здесь или идти за ним? Я выбрала второй вариант.

Вроде везде горел свет, но он расплывался перед глазами. Последнее время это частое явление, стоит только разнервничаться. Приходилось идти медленно, чтобы не споткнуться. Наверное, слепые кроты и то увереннее передвигаются, но у них ведь в отличие от меня, хорошо развиты другие рецепторы.

Я не вошла в просторную гостиную, осталась стоять у двери. Огромное, на мой взгляд, количество людей заставило меня остановиться у дверей. На мое появление никто не обратил внимания. Герман не очень вежливо общался с представителями правоохранительных органов.

— Мы должны выяснить все обстоятельства этого дела. От вашей жены поступило заявление, где говорится о том, что ребенка вам подбросили. Это правда?

— Нет! — рыкнул Герман.

— Как только мы разберемся во всем, установим, что преступление не было совершенно, и вы действительно отец, вам вернут девочку. Органы опеки…

— Никто к моей дочери и пальцем не притронется. — Герман так заорал, что толстый полицейский отступил. — Маша останется со мной и своей матерью.

— И где ее мать? Родила и бросила! — этот голос я узнала сразу. Наташа…

Выглядела она, потрясающе. Стильный легкий костюм бирюзового цвета, туфли на высоком каблуке. Она будто только что вышла из салона: волосы уложены, наверняка и макияж в порядке. Ее лицо я видела расплывчато. А я? Вся растрепанная, в недорогом сарафане, который покупала себе во время беременности. Краситься моим зрением вообще не стоит, только изуродую себя. Понятно ведь, что на стилиста и визажиста денег у меня нет. А еще на мне нет трусов… Ужас!

– Миша говорит, что ты какой-то женщине деньги заплатил за ребенка! — продолжила жена Германа. Меня обуял какой-то дикий ужас. Я только что вернула Машу, а теперь ее могут забрать. Мама даже не представляет, сколько боли и зла совершила своим поступком.

— Зачем вы говорите, что я бросила свою дочь? — вышла я вперед. Старалась вести себя уверенно, контролировала голос. — Это неправда. — все резко обернулись в мою сторону.

Полина

— Вы кто? — обратился ко мне полицейский, который беседовал с Германом.

— Я мама Маши. Могу вас заверить, что ребенка я не бросала.

— У вас есть с собой документы? — ответить я не успела…

— Ты?! — заверещала Наталья и кинулась на меня. Она быстро преодолела разделяющее нас расстояние и вцепилась мне в волосы. Все опешили, я растерялась. Не ожидала, что женщина бросится драться. — Проститутка! — я пыталась держать ее руки, чтобы она не выдрала мне с кожей волосы. Оскорбление меня задело, словно по сердцу полоснули ножом. — Продолжала все это время трахаться с моим мужем! Родила ублюдка! Из-за тебя, сука… из-за тебя умер мой ребенок!

– Пришла в себя! — закричал на жену Герман. Наташа его, словно не слышала, продолжала тянуть мои волосы. Она пиналась, ругалась, оскорбляла нас с Германом. Было очень стыдно, что на это безобразие взирало почти десяток глаз.

Как в такой ситуации не нервничать? Я готова была провалиться от стыда сквозь землю. Я бывшая любовница, мать незаконной дочери Германа пришла в дом, где живет его супруга. Мне казалось, что все смотрят на меня и осуждают. Как же неуверенно я себя чувствовала, не видя выражения их лиц.