От предложения Худякова поехать к нему на поздний ужин, я отказался, пообещав заскочить завтра с утра, так как опасался, что посиделки могут затянуться, нарушив мои планы на следующий день. Раз уж оказался рядом с цивилизацией нужно воспользоваться этим сполна, к тому же и бюрократической писанины поднакопилось и проще решить часть вопросов на месте.

Добравшись до места ночевки, еще раз пожалел, что оставил не штабную машину. Ночи уже достаточно холодные, что бы без крайней нужды спать под открытым небом, да и натянутый тент поможет разве, что от дождя. Повезло, что механник-водитель думал так же и договорился, что бы нас пустили переночевать в один из домов. Молодая хозяйка, постреливала глазками и сетовала, что от мужа «ни слуха, ни духа», но я на ее намеки не повелся, а сразу завалился спать на выделенное койко-место. По какой-то прихоти судьбы это опять был топчан на основе старого сундука, очень похожего на тот, что в августе, приютил меня на несколько дней в немецком тылу.

Следующий день был наполнен беготней по всей Вязьме, включая и ближайшие окрестности. Оперативный отдел – штаб фронта – разведотдел – штаб ВВС – политотдел – тыловые подразделения. Гусеничную технику на улицы города не пускали, пришлось выпрашивать машину у Худякова. Там же состоялся и более развернутый разговор о новой взрывчатке.

– Сам понимаешь, что вопрос ее производства в промышленном масштабе решается на уровне руководства наркоматов, а то и правительства, – начал Худяков. – Придется подготовить мотивированную докладную записку, так, что давай садись и все подробно рассказывай. Все, что по этому поводу помнишь.

– Да, что я там помню-то, – попытался я отмазаться, предполагая, что мне и поручат писать докладную. Дело конечно нужное, но мне сейчас точно не до этого. Все равно вопрос быстро не решится, а мне время дорого.

– Вот все, что вчера мне рассказал, то и повтори. Только деталей побольше. что бы было с чем работать.

Повздыхав и поломавшись для вида, я под запись, специально выделенному для этих целей сотруднику поведал все, что знал. К своему удивлению, Худяков оказался прав, и я добавил еще несколько подробностей к вчерашнему рассказу, точнее красочных, художественных деталей. И начал с того как англичане в конце мая 1941 года выловив, наконец, немецкий линкор «Бисмарк», безуспешно топили его всем флотом, пока экипаж поняв, что вырваться не удастся, сам не подорвал арсенал. Или, как там, у флотских называется место хранения боеприпасов на корабле. Оказалось, что боевая часть английских торпед не обладает достаточной мощностью для пробития брони новейшего немецкого линкора. В свою очередь у немцев с этим все обстояло с точностью до наоборот. Попаданием всего одного снаряда главного калибра тот же «Бисмарк» просто пополам развалил линейный крейсер, преследовавшей его эскадры. Эти сведения широко освещались в нашей печати, причем с некоторым злорадством по отношению к обеим сторонам. То, что немецкая взрывчатка мощнее на тот момент было известно многим, да и они сами этого не скрывали. Охотно хвастаясь тем, что смогли решить проблему, над которой все химики мира безуспешно бились почти тридцать лет. А заключалась она в том, что тол – как взрывчатка, идеален для всех типов боеприпаса, кроме бронебойных. Так как для его стабилизации и предохранения от преждевременной детонации при сильном ударе, применяются специальные присадки, снижающие мощность подрыва вдвое. В общем, немцы не удержались, и хвастаясь достижениями, стали водить на свои заводы экскурсии наших военных и торговых представителей. Естественно, что разведка этим воспользовались и кто-то смог «потрогать» новую взрывчатку руками. Потрогал и умудрился, под неусыпным надзором сопровождающих, зацепить под ногти немного вещества. Таким образом, образцы попали в Советский Союз, где не смотря, на свое мизерное количество были изучены и разобраны на составляющие. В результате у нас смогли получить аналогичное взрывчатое вещество, правда, немного слабее оригинала. Но химик Ледин на этом не остановился и смешав тротил с новой взрывчаткой и алюминиевой пудрой получил взрывчатое вещество почти в два раза мощнее немецкого, и обладающего очень высокими зажигательными свойствами.

– Так постой, – перебил меня Худяков, так же присутствующий в кабинете, но успевающий еще и своими делами заниматься, – почему вчера не сказал? Эффективные зажигательные снаряды нам очень для авиационных пушек нужны, а фугасные бомбы с дополнительным зажигательным эффектом нужны еще сильнее. Давай, давай дальше, не отвлекайся.

– Вот сбил меня с настроя, – пожаловался я, – хотя, наверное, все. Главная изюминка и единственная сложность заключаются в специальной технологии производства конечного продукта, но здесь я откровенно пас. – Не рассказывать же, что самостоятельно ни один химик за пределами нашей страны в течении последующих пятидесяти лет не сможет повторить данный результат.

– Как все? Вчера ты еще про испытания, что-то говорил. И где этого химика-изобретателя искать?

– Шутку про правильное уничтожение орудий, я не помню, но артиллеристы про это, наверное, лучше знают. Уж если до нас – летчиков дошло, то им сам бог велел в этом разбираться. А искать изобретателя нужно в Ленинграде, он там и живет и в Военно-морском НИИ работает. Может за это время еще что-то придумал. Да и насчет его изобретения наверняка какие-то бумаги должны были официально по наркоматам разойтись.

– Если твою шпионскую предысторию опустить, совсем немного материала получается.

– Чем богаты, – развел я руками, – и так считай, вам все на блюдечке преподнес.

– Ладно, как говорится «на безрыбье, и рак рыба». Главное, что есть с чем, к руководству иди, а с остальным по ходу дела разберемся.

Попрощавшись, я и отправился в свой вояж по службам и инстанциям. Ноги в кровь, конечно, не истер, а вот нервы себе потрепал знатно. Но как бы, то не было, все рано или поздно заканчивается и приходит к своему логическому концу. Выходя с кипой бумаг из агитационного отдела политуправления, я вдруг понял, что дальше бежать некуда. Задача максимум, поставленная самому себе выполнена. Я был раздражен, зол и голоден, но оставаться на поздний обед в Вязьме желания не возникало. Потерплю до лагеря или, что, скорее всего, перекусим по дороге. Петрович, вызванный мною с утра, уже должен был закончить дела с магазином «Рыболова-любителя» и наверняка, затарился на рынке, куда я направил его за специями, чем-нибудь вкусненьким.

Смеси перцев нужны были и как спецсредство против собак и по своему прямому назначению. Я давно обратил внимание, что повара в нашем лагере не особо заморачиваются с приготовлением свинины. Имеется в виду, что свинное сало нарезанное крупными кусками, слегка обжаривалось и добавлялось и в суп и в кашу. Не смотря на приличные нагрузки и молодой растущий организм, многие курсанты его просто вылавливали и выбрасывали. Переводить столь ценный ресурс таким способом мне не позволяло крестьянское прошлое моего носителя. Да и с практической точки зрения это было глупо. Соленое сало – отличный продукт в сухой паек или как доппитание. Поэтому было принято решение самим заняться заготовкой продуктов длительного хранения. А нормы довольствия восполнить за счет курятины и говядины, о поставках которой я договорился с председателями ближних колхозов. Предстояла большая эвакуация скота, и договор был выгоден всем, так как нам доставалась часть выбракованного поголовья, списываемая на вполне законных основаниях, а колхозники избавлялись от слабых животных, снижающих скорость передвижения.

Обе транспортные единицы уже дожидались меня в оговоренном месте, а Петрович с мехводом, окруженные группой малышни, вели между собой неспешный, степенный разговор. Пара хлопцев из наших, опознанных мною по польской форме с красноармейскими знаками различия, предавалась безделью, расположившись прямо на тюках с имуществом. Не сказать, что незнакомая форма привлекала внимание, но вместе с бескапотной «Шкодой» и БМП смотрелась интригующе. Прямо спецназ какой-то. Мое появление прервало идиллию, и я дал команду на выдвижение.