Шрифт:
… рассыпались по Одессе командиры разрозненных отрядов самообороны, а вечером занимали позиции уже Красные Бригады. Вооружённые пусть и не до зубов, пусть отчасти устаревшим оружием… Но их было много, и это был – их город, их Одесса.
Тридцать седьмая глава
Потея от непривычных умственных усилий, Серафим сочинял письмо оставшимся в Сенцово родным и знакомым, чиркая и перечёркивая, покусывая крепкими зубами еле тлеющую трубочку и отдуваясь, как от тяжких усилий. Грамота давалась с превеликим трудом, но мужик он самолюбивый и гордый, и потому старался вовсю, сверяясь с потрёпанным «Письмовником», купленным по большому случаю у заезжево армянского торговца.
Фыркнув по котячьи, он покосился на завёдших песню чернокожих работников, радующихся тёплышку после ночных заморозков [74] . Будто и не понимают!
– Ф-фу… – сняв картуз, мужик пригладил вспутанные волосы и постарался успокоиться, потому как ну што с нехристей взять?! Дело делают, много не просят… чево ж ещё надобно?
Отложив желтоватую, выгоревшую на солнце бумагу, Серафим залистал письмовник, пытаясь подобрать образчик хоть и немножечко, а под себя. Переписку вели всё больше «любезные судари» и «сударыни» с «благородиями» да «степенствами», и посылать такое вот письмецо в Сенцово, оно ж засмеют потом!
74
В Зимбабве (Родезии) июнь-июль самые холодные месяцы в году, вплоть до (редких) минусовых температур.
Но и показывать себя невежей справный мужик не хотел самым решительным образом. Деревенский говорок как-то неуместно смотрелся на бумаге, а чиркать снова и снова… Оно ить бумага хоть и бесплатно досталась, а всё денег стоит! Копеечка к копеечке…
– Кхм! – раскурив наново потухшую трубку, Серафим всё ж таки решил начать письмецо вежественно, а там как пойдёт.
«– Любезные судари мои…
Он задумался, почёсывая подбородок, и решил-таки не жадиться, и вставить как можно больше имён – начиная от крестной матушки, заканчивая трёхюродной сестрицей, вышедшей замуж за Прова из Желтовки. Закончив растянувшийся на полстраницы список, он потряс занемевшей рукой, привыкшей к тяжёлому плугу и топору.
– … письмо ваше получил, и рад, што все живы, ну а Лушка завсегда слаба грудью была. Отмучилась, значица, Царствие ей Небесное. Молюся за вас всех, и верите ли, снится иногда родное Сенцово и все вы. Просыпаюсь тогда в слезах, и грудь тоской, как каменьем придавлена. Скучаю по вам всем, да по родным могилкам, а пуще тово, хочу видеть вас здесь, благоденствующими.
– Неурожай ваш грядущий меня и Прасковью сильно печалит. Оно ить едоков в Сенцова теперича помене, и стал быть, землицы у общины прибавилось, ну так мы давнёхонько малоземельные, так што не шибко и легше стало оставшимся.
– Просьбу вашу о деньгах…
Серафим отчаянно зачесался, потому как с одной стороны – самолюбие, да и помочь землякам, как ни крути, а надобно. Какая ни есть, а родня! С другой, денег-то особо и нетути, да и не вытянет он всю деревню, чай не стожильный!
– … получил, но шибко помочь и не могу. Землицы у меня хоть и много, но прибытку с неё нет пока и будет не в етом, и даже не в том годе. Сами, слава Богу, сыты, потому как с земли и кормимся, и каждый день молимся Ему за благодать етакую.
– Дички плодовой да ягодной на землице моей стока растёт, што кажный день почитай пробуем разную, и до сих ещё не пробованного уймища целая. Такие благодатные здеся края, што кажется – листок или кору грызанёшь, ан скуснее и сытнее наших яблок да вишенья. А уж в садах здеся такую благодать выращивают, што ей-ей, запахом одним сыт будишь! Куснёшь такое, а оно будто мёдом да молоком разом во рту брызжет, слаще сахара и всево, што только можно и представить.
Пыхнув дымком, Серафим не без труда заставил себя остановиться, а то как дразнилка какая-то выходит, для голодных-то… И хочется-то написать повкусней, штоб жопки, значица, подымали, да ехали, да совесть иметь надо, а не дразниться.
В кусочки сенцовские не пойдут, спасибо Егору Кузьмичу, но ить оно всей общине на милость одново человека надеяться, эт грешно. Да и обеды ево пришкольные, ето одно, а корма для бурёнок и саврасок, ето уже совсем другое. Бескормица когда, она редко когда по одной пшаничке бьёт!
Если засуха или там погнило всё от дожжей, то и сена не напасёшься, так вот. Скотинка, она тоже жрать хотит, дохнет без кормов, зараза такая. А ежели с другой стороны, так оно у других и Егора Кузьмича нет, да и землица освободилася…
– Денег… – начал он было писать отказную, но остановился, пыхтя недовольным ежом. Не то штобы совсем мало… в Сенцово такие бы, и ух… деньжищи! Да што там Сенцово, одним из первеющих богатеев в уезде стал бы, ежели только крестьян брать. А уж с землицей-то, пусть пока и неухоженной, и вовсе – ого!
– … мало, – с трудом вывела его рука, – посему посылаю вам сто рублёв…
Сверившись с письмовником, он с некоторым сомнением дописал:
– …рублей, да и те от хозяйства отрываю. Голодать не будем и в разор не уйдём, но и токатолько.