— Помесь чайника с воробьем, — пробурчал Давлеканов.

А Краус в своих остроносых туфлях все время покачивался на широко расставленных коротких ножках, уже совершенно как воробей.

Давлеканова стало раздражать это мельканье. Он вытянул шею и в упор посмотрел Краусу на ноги.

— Вас удивляет, что я все время пружиню ногами? — спросил Краус, сияя еще больше оттого, что может одарить гостя также и полезным советом. — Ведь это очень здорово. Это предохраняет от плоскостопия. Это прекрасно. Советую всем. Вы никогда не будете страдать плоскостопием!

После завтрака Краус повез их в центр города. Народу на улицах было много. То и дело попадались немцы, которые важно шествовали, заложив за спину руки и посасывая сигару. Живот — вперед, сигара — вперед. Иногда сигара дымилась, иногда торчала просто так, словно соска у ребенка.

На небольшой площади толпа водоворотами крутилась вокруг лоточников. Давлеканов и Костров стали протискиваться к ним. Старик в полинялой блузе и выгоревшей соломенной шляпе подбрасывает белые парашютики с красными парашютистами. Старик замахивается по-мальчишески лихо, а руки сухие, скованные…

Тоненькое «аф-аф-аф» доносится из другого водоворота. Там продаются лающие собачки.

Как остро вдруг запахло свежими овощами! Сухонькая фрау демонстрирует машинку для чистки овощей. Стрекочут и блестят ножички. В одну сторону ползут очистки, в другую — выскакивают влажные морковки и картофелины.

А чем торгует эта красная бандитская рожа с такими нежными волнистыми рыжими волосами? В одной руке рыжий держит флакон, в другой — гребенку. Он все время проводит гребенкой по волнистым волосам. А, это, наверно, средство для укладки волос.

Давлеканов остановился около совершенно неправдоподобного человека. Схема, а не человек. Карикатура! Он будто нарочно высушен! На тонкой-тонкой жилистой шее длинная голова на ней огромный цилиндр. За ленту цилиндра заткнуты облигации, в темной высушенной лапке — веер из облигаций. Он продает облигации, выкрикивает что-то насчет близкого тиража.

Они вошли в большое новое здание, сверкающее стеклом. Воздух здесь был насыщен веселым, деловым электричеством, и особенно это электричество сгущалось в уголках, отгороженных блестящими пластикатовыми ширмами. Там, у низких столиков, заставленных бутылками и стаканами, пригнувшись друг к другу, вели переговоры деловые люди. Из их глаз сыпались деловые искры, их взрывающиеся «ха-ха-ха» были как треск электрических разрядов. Здесь совершались торговые сделки.

— Вот здесь мы демонстрируем наши покрытия! — самодовольно заявил Краус.

О, что это были за покрытия! Одна стена выгородки — под натуральное дерево. Желтые волокна только что не пахли сосной. Другая стена была в крупную поперечную полосу, и каждая полоса — шерстяная, из шерсти-букле разных цветов — розовая, зеленая, кирпичная. Третья стена — под кожу разных цветов, и все это подернуто нежнейшим ярчайшим блеском! И стол, за который сел Давлеканов, был не простой, а грубо-холщовый.

— Посмотрите, посмотрите, — тараторил Краус, — здесь вы найдете все, что за последнее время выпускает наша химическая промышленность!

«Интересно, что же за последнее время выпустили немцы? — Давлеканов листал каталог. — Ну, здесь ничего нового, а вот этого у нас нет. А это… — Давлеканов поднял брови, — это формула того самого второго компонента силового клея, который мне никак не удается сделать в должном количестве. Формула немного другая, чем моя окончательная формула, и это тем более интересно».

Давлеканов поднял голову. На фоне шерстяной розово-зелено-рыжей стены стоял элегантный Костров. Он что-то говорил веселым, оживленным немцам, говорил медленно, взвешивая каждое слово, моргая от натуги густыми ресницами. Тут же, в восторге оттого, что все идет отлично, подпрыгивал доктор Краус. Давлеканов при виде его очень развеселился. «Ну, молодец, воробушек, что ты засадил меня за этот стол, — сказал он самому себе, — а теперь ты принесешь мне в своем клювике немного этого вещества». Но этого показалось Давлеканову мало — кутить так кутить! Он стал быстро перелистывать каталог. Наверняка тут должен быть и первый компонент. Вот он, пожалуйста!

— Уважаемый доктор Краус! — сказал Давлеканов.

Тот подошел к столу.

— Не могли бы вы, если это, конечно, нетрудно, достать для меня образчики вот этих двух веществ? — Давлеканов показал формулы в каталоге. — Ну, хотя бы граммов по двести?

Краус близко поднес каталог к выпуклым глазам.

— О, конечно, доктор Давлеканов, конечно, хоть килограмм! — Он вытащил из кармана серебряную книжечку и серебряным карандашом записал формулы.

А Давлеканов совсем обнаглел. «Хоть килограмм! — соображал он. — А где один килограмм, там и два и три!» — Перед ним блеснула великолепная перспектива — два-три килограмма этого продукта могли бы ему сократить работу над клеем на два-три года!

— А что, любезный доктор Краус, — Давлеканов взял его за пуговицу, — нельзя ли здесь у вас достать этих веществ килограмма два-три?

Только секунду Краус неподвижно глядел на Давлеканова своими выпуклыми глазами, но Давлеканов понял — это сложно.

— Это вполне возможно, дорогой доктор Давлеканов, но тут нужно письмо, требование от вашего института за подписью доктора Кострова. Вот и все!

Давлеканов ликовал. Ну, можно считать, что желаемое у него в кармане! Неужели Костров откажется подписать? И вот тогда Давлеканов поставит настоящий эксперимент! Он уже не будет «командировочным с паровозиком». Он покажет всю силу конструкционного клея!