— На юг, — пояснил я.

— Какого дьявола?! Что им тут не нравится, пропади все пропадом?

— На юге тепло. Мы мигрируем.

С этими словами я включил пояс, поднялся в воздух и увидел, как дом отдаляется со страшной скоростью, так что постепенно остались только крохотные вспышки лазера Охранника, охотившегося за насекомыми. Небо опустело, на западе розовела тонкая полоска заката. Торопясь на юг, я заметил что-то вроде подмигивающей красной звезды и вскоре едва не врезался в блестящую филейную часть Гамадрила.

Мартовский полдень на западном побережье: ясно, пронизывающий ветер, рваные облака. В разрывы ослепительно бьют лучи солнца, и море блистает вспышками света. У подножья скалы, далеко внизу бьются с грохотом волны, разлетаясь в холодные брызги. Вдали, за проливом бесшумно скользит над волнами планер; исчезнув за громадой Луизы, он мгновенье спустя выныривает и разворачивается к заливу Робертс-Бэй, где находится клуб. Я поежился. Сейчас чокнутый пилот приводнится в ледяные волны. И зачем только так рано открывать сезон?

Дальше тропа спускалась к лощине, извиваясь меж земляничных деревьев и развалин немыслимо древних строений. Навстречу мне поднималась по тропе девушка, ее каштановые волосы развевались на ветру. Диана Уэстэвэй. За ней, резвясь, следовал адаптированный дельфин, животное нырнуло в заросли, и послышался оклик Дианы:

– Милашка! Ко мне, Милашка!

Под нами, у самой лагуны, стоял дом ее отца. Не дом, а груда хлама! Точно его вынесло на берег случайным штормом. Что ж, нет смысла труда спускаться, если Диана поднимается сюда. У ее отца водится неплохой ликер, но мне достаточно и Дианы – она красавица.

Она увидела меня и, помахав рукой, ускорила шаг.

– Привет, Джо, – сказала она, переводя дыхание. Улыбается она просто восхитительно. А когда грустит – от такого зрелища дрогнет всякое мужское сердце.

– Куда ты направляешься? – спросил я.

– В «Тихоокеанский Питомник». – Она погладила дельфина по голове. – Надо проверить Милашку. Отец… отец говорит, что это его последний шанс. – Уголки ее губ грустно опустились.

Никакой жалости у этого нелюдима!

– Господи, дельфином больше, дельфином меньше – какая разница?

– Он говорит, что Милашка плохо влияет на остальных. Ты же сам видел, он все время ошибается, а отец считает, что другие дельфины перенимают его замашки. В последние дни они все будто с ума посходили.

Бриз шуршал листьями солянок, гнул и раскачивал зеленеющие ветви кустов. Прилив был невысок. Вокруг узкого перешейка, где галечный пляж отделял лагуну от океана, появилась рябь. Прямоугольники рыбных загонов угадывались по выступающим над мелководьем лагуны шестам изгородей.

За загонами, где топкий берег переходил в поросшее водорослями морское дно, высился серый холм размерами с опрокинутый сухогруз. Ползучий Риф.

Два года назад Дэн Уэстэвэй заманил Риф в лагуну рыбой и планктоном. Затем осушил часть лагуны и стал ждать, когда Риф погибнет.

А Риф все еще жил. Дэн говорил мне, что это чудовище представляет собой сообщество кишечнополостных организмов с необычайно высоким метаболизмом – они живут, гибнут, размножаются, питаются и становятся пищей. В отличие от прочих коралловых образований, Риф не просто надстраивался на останках погибших организмов – казалось, он способен расти самопроизвольно в избранном направлении.

Впервые о появлении Рифа сообщили в новостях – помнится мне, лет десять назад, и тогда он был в середине Пролива. За это время он продвинулся почти на двадцать миль. Для обычного рифа скорость приличная – только вряд ли это явление можно назвать обычным рифом.

Говорили, что Риф образовался в результате глобального потепления и изменения океанских течений. Кто его знает! Ходят легенды, что такие рифы не просто так бродят по океанскому дну. Пожирая все на своем пути, постоянно меняясь в объеме, они приманивают добычу необычным, одиноким зовом, который не слышим мы, но хорошо слышат другие существа…

Из своего дома вышел Дэн Уэстэвэй. За ним вприпрыжку следовала дюжина дельфино-амфибий. Время лова. Дэн пересек двор, распахнул ворота и, пройдя по гальке, остановился у воды. Мы услышали, как он свистнул. Дельфины разом кинулись вперед и исчезли под водой.

Я обернулся к Диане.

– Пойду с тобой.

– О… – удивилась она. – Разве ты не к отцу шел?

– Да это не к спеху.

Как я мог сказать ей правду? Она-то полагала, что я – единственный друг ее отца. Скорее всего, так оно и было, но как объяснить ей, что именно ради нее приходил я в гости темными мартовскими вечерами, когда мы с Дэном тянули вдвоем спиртное, а ветер бешено грохотал в окна?