Каждый год тысячи альпинистов и туристов штурмуют склоны Эльбруса. Благодаря современному снаряжению побывать на вершине горы может каждый, обладающий минимальной физической подготовкой. Но не все рассчитывают силы и здоровье, вот для этого нас и отправляют на дежурство.

Подобные командировки – это очень тяжелый труд, погода неустойчива: ясный безветренный день за мгновение превращается в снежное ненастье с сильным ветром. Холод, ветер, разреженный воздух, повышенное солнечное излучение, выделение сернистых газов и отсутствие видимости в ненастную погоду. Мы носим тяжёлые рюкзаки и совершаем длительные пешие переходы для осмотра территорий. Иногда ночуем в палатках, пищу готовим самостоятельно на газовых горелках.

Все эти четырнадцать дней мы с Жанной были вместе. Хотя я не разрешал оставаться в своей палатке, ни к чему это, только портит отношение в коллективе, но тайком она все же пробиралась. Жанна наша, она все это видит и знает, и никуда отсюда не денется. Живу, как жил, делаю свою работу, вместе с матерью присматривая за Стешей.

Сегодня было тяжелое утро. Произошел взрыв бытового газа, случилось жуткое происшествие: полуторамесячного ребенка убило плитой. Мы с ребятами стояли, смотрели друг на друга и не могли решить, кто же понесет его вниз. В итоге это сделал я, потому что начальник, и не могу заставить делать то, что самому выполнять тошно. Даже у здоровых мужиков при виде этой картины на глазах наворачивались слезы. Идти было тяжело, особенно, учитывая тот факт, что матери во время обрушения в квартире не было, ребенок находился с бабушкой, под ногами скрипела штукатурка и стекло. Такого не должно происходить, но жизнь она гораздо страшнее и печальнее, чем думает большинство.

Ближе к обеду, на горбу тащу пострадавшего к носилкам, когда ко мне подбегает моя собственная мать, кутаясь в большой пуховый платок:

– Глеб, ты должен поговорить со Стешей. Она не ест.

– Ты с ума сошла?
– оттаскиваю в сторону, подальше от происходящей вокруг суматохи, еще надышится какой-нибудь дряни.
– Я помню, ты вчера мне говорила по телефону, заболела, наверное. Веди ее к врачу. Когда болит горло, тогда она не ест.

– Ага, к Жанне твоей.

Усмехаюсь.

– Ну к Петровичу, детскому, тому, что на пенсии.

– Глеб, это не смешно, она сознательно не ест. Даже от конфет отказывается.

– Мам, ты правда веришь, что ребенок ее возраста способен объявить голодовку? Не смеши.

– Она дочь своего отца, упрямая и всегда добивается цели.

Мы подходим к поваленному дереву, ветки огромного тополя торчат в разные стороны, муравьи стройными рядами тянутся к дому, разрисовывая поверхность коры черными извилистыми полосками. Снимаю перчатки, расстегивая защитный костюм.

– Ну и чего, по-твоему, она добивается?

– Она хочет, чтобы к ней приехала Полина.

Я останавливаюсь, глядя матери в глаза и усаживаясь на колючий ствол:

– И мы, двое взрослых и умных людей, заставим совершенно постороннего человека ехать черт знает откуда на пару дней, потому что маленькая девочка отказывается от конфет?

Мать достаёт из сумки термос и бутерброд с сыром, с жадностью вгрызаюсь зубами в хлеб. А мать пожимает плечами:

– Это потому что ей скучно. Если бы она ходила в детский сад, такой ерунды бы не было.

– Вечером я накормлю ее силой! – отвечаю с набитым ртом.

Мать послушно кивает, подавая второй бутерброд.

– Почти что пятилетняя малая не будет командовать нами. Мы накормим ее и дело с концом, и никакая Полина не будет ради этого приезжать, мы справимся.

Полина приехала уже на следующие выходные. После моего позорного телефонного звонка, в котором мне пришлось признаться, что из-за нее моя дочь отказывается нормально питаться. А к голодовке добавились истерики, кручения по ламинату и битье головой об пол.

– Глеб Дмитриевич, в этом нет ничего удивительного, - щебетала девчонка в трубку. – Ко мне ходила девочка Саша, к которой нельзя было прикасаться, ее невозможно было одеть. В итоге родители должны были вставать гораздо раньше, до садика, и ждать, потому что однажды, когда они одели ее силой, привезли абсолютно голого ребенка. Она просто разделась на заднем сидении, зимой в автокресле, пока мать следила за дорогой. Она делала так постоянно, и мать решила давать ей одеваться самой даже если при этом она надевала ботинки на неправильные ноги. Дети – это маленькие люди, и у каждого, свой характер.

Полина приехала, и две ее подружки отправили меня на встречу к поезду.

Я смотрю на девушку, приближающуюся к моему автомобилю и матерюсь. Идея плохая. Полина пришла в себя, стала выглядеть иначе. Свежий цвет лица, распущенные блестящие светлые волосы, горящие голубые глаза, короткая спортивная юбка, кеды и длинные ноги. Лучше бы я в вулкан провалился. Надо было послать мать вместе с мелкой засранкой, объявившей голодовку.

Вчера к нам привезли микроавтобус со студентками, все они были молодыми и симпатичными. Мои ребята воодушевились, галдеж не прекращался до вечера. Десять девиц сопроводили на гору и обратно. Ни на одной из них мой взгляд не остановился. Я подумал, что, если меня стало тянуть к молодым, значит присмотрю кого-то, но, строго говоря, все они были сопливыми и шумными.