Уже начала… сначала взорвала терпение Аспида, а вот теперь есть отказывалась, дабы Дамира побесить.

– Ежели хочешь вернуться живой и невредимой домой через год, тебе придётся выполнять мои требования. Они у меня простые, но невыполнение, ослушание… вынудит и меня отказаться от своих обещаний!

– Думаешь, поверю, что ты меня живой собирался отпустить? – не подымая головы, вскинула на меня холодные глаза из-под бровей широких. – Ежели так продолжишь, либо порвёшь, либо сожрёшь…

Умная девка.

– Вот видишь, стало быть, усекла, что неугодных Аспиду он уничтожает, убивает, съедает… мучает. Не мне решать, что делать с жертвой, но меня не советую раздражать. Чем злее я, тем опаснее Аспид, – бросил вкрадчиво, приступив к трапезе.

Девица взгляд в тарелку перед собой упёрла и сидела молча. Меня не напрягала тишина, наоборот хорошо было, спокойно…

– Ежели до утра доживёшь, – минутами погодя решил немного молчание разбавить, – покажу тебе крепость. Расскажу, куда можно ходить, куда нет. А также решим, что ты будешь делать.

– А я не могу просто сидеть в комнате, дабы мы виделись пореже? – уточнила Вольха, чем вывела из себя.

– Ежели думаешь, что я горю желанием тебя созерцать с утра до вечера, не тешь себя такой надеждой. Мне всё равно до тебя!

– Тогда зачем? – заморгала часто, словно в растерянности пребывала. – Блажь? Просто, чтобы вернуть то, что родители обещали… – задохнулась предположениями. – Это же глупо… – помялась несколько мгновений. – Аль сердце тебе моё нужно? – шепотом обронила догадку.

Не ожидал от неё такого. Даже жевать перестал. Так резко вперил взгляд в жену, что она сбилась с мысли на миг:

– Занято оно…

– Мне всё равно, кем занято твоё сердце, Вольха. Мне не нужна твоя любовь, потому что это чувство мне чуждо, как и сострадание.

– Тогда зачем?

– Хочу.

– Я тебя ненавижу…

– Мне плевать, что ты ко мне чувствуешь, – вернул «любовь» с той же искренностью: – Главное, ублажай по моему велению и хотению, и год быстро пролетит. А там долгожданная свобода… – сам не ожидал от себя столько ядовитой насмешки.

– Так тебя вроде и ублажать не надобно. Ты же, как животное. Возжелал – взял.

– Это право не животного, а сильного, – покоробило такое замечание, хотя чего греха таить, сам на звериную похоть пенял.

– От животного человека отличает умение себя в руках держать и не кидаться на слабых. Нет чести в том, кто силу супротив заведомо его слабее применяет, – огорошила едкой мыслью, в коей была разумность.

– Так я и не кидаюсь. Ты жива, здорова, хотя порки заслужила, пока обжималась с княжичем. Аль я чего-то не понял? Пропустил? Нравы тепереча свободней стали, и замужние девки с кем непогоди могут любиться?

Вольха покраснела, рот открыла было, но так и выдохнула, явно слов не найдя.

– Вот и придумай себе за это наказание! Дабы я не переборщил, а то… душа у тебя ранимая, плоть слабая. Не то скажу аль сделаю, а ты и не переживёшь… Как я потом оправдываться перед батюшкой твоим буду? И княжич твой любый роптать на меня станет. А так. Воротишься домой… Светозар у порога аль под окошком ожидать тебя будет, – растягивал слова, пристально следя за женой, – аль у дерева?.. Тебе же так боле нравится, верно?..

Обмолвиться о том, что задело меня их общение, негоже было. Слабость мою показывало. Но дорогА реакция Вольхи на то, что мне ведомо и о чувствах её трепетных, и о женихе из другого княжества, кто давненько пороги их дома обивал, желая заполучить княжну Грозненскую.

И о том, что видел их…

Пусть не всё слышал, но глазам доверять привык.

Вольха со Светозаром под ивой долго обжимались, шушукались, а до этого в доме княжьем княжнич за ней хвостом ходил, следил, момент поджидал, чтобы её заловить… И что важнее всего, а для Аспида раздражительней – она не против была!

А чутьё Аспида под стать звериному – не ошибался Змий на сей счёт… легко считывал эмоции людишек. Остро ощущал, потому и распирало его от неуёмного желания порвать княжича и проучить за то, что посмела сердце другому отдать!

– Видал, стало быть, – шумно выдохнула. – Ты прав, – кивнула в стол, – недопустимо то было, – в тихом тоне вина плескалась.

– И потому ему не отказала в разговоре наедине? – не ведал, что во мне так ревность сильна и слепа. И никак не ожидал, что признание Вольхи не маслом смягчит рану, а солью окажется. Терял я себя… А жена не понимала того, продолжала исповедь: