Нельрун не сразу ответил. Осторожно провел рукой по обожженной щеке. После встречи с драконом Пустыни он утратил уверенность в себе. И даже когда понимал, что кроме как "да" ответить не может, все равно не торопился с ответом. И все же ответил:

— Да, господин. Я дал им, что мог. Но самых молодых к Провалу не пускай, если не будет нужды.

— Не дурак. Разберусь. Скажи лучше, у Дневных, что обосновались на границе, есть ли дельные барды?

Нельрун покачал головой.

— Я не знаю их. Но они бы не дошли до Холмов, если бы у них не было хорошего барда.

Тарья Медведь посмотрел на стену, шевельнул рукой, и стена стала прозрачной как окно. Там, далеко над северным окоемом, плясали алые сполохи. Лютая зима шла с севера, разбиваясь о незримую стену королевской Правды. Нельрун невольно поежился, хотя холода не ощущал.

— Ступай, Нельрун. Поезжай, если душа просит. То, что приходит в Ничейный час — не просто слова и не просто сны.

— Я врнусь с королевским Объездом, господин.

Тарья Медведь кивнул, по-прежнему глядя на северное небо, пронзенное жуткими белыми звездами.

— Сдается мне, это последний Объезд…

Нельрун не осмелился спрашивать.

Вот так он и отправился в путь с двумя воинами-Медведями, и приехал в Королевский холм за ночь до совета, на который немедленно был зван.

А незадолго до рассвета к нему явился гость.

Нельрун сразу узнал этого жутковатого гиганта — он запомнил его по тому бою под Столицей. Короткая была встреча, но он запомнил.

Онда тоже его узнал. Госпожа Мирьенде выкрикнула тогда его имя, а потом рассказала об этом барде, сумевшем убить дракона и дорого заплатившем за это. Вот, значит, где в конце концов он нашел дом. Говорили, что, став уродом, он утратил душевное равновесие и не мог больше плести узор силы. Неправда. Онда сам видел под Столицей, как страшен Нельрун в гневе. Сейчас этот человек, пусть изуродованный, казался вполне уверенным в себе и спокойным. Если он сумел справиться с собой — это великое благо, и честь и хвала ему.

Онда чувствовал себя неловко перед прославленным драконоубийцей, и не сразу нашел слова.

— Господин мой, я Онда из дома Маллена Ньявельта, я послан Виррандом Тианальтом, правителем Юга.

— Я это слышал, — кивнул Нельрун, поворачивая голову так, чтобы Онду не пугала обжженная половина его лица. — Я помню тебя.

— О тебе мне много рассказывал королевский бард, Сатья.

Нельрун встрепенулся.

— Он помнит меня?

— Он помнит. Хотя мы говорили тогда не о тебе, но к слову пришлось, и он много что вспомнил.

Нельрун усмехнулся половиной лица.

— Да уж… Надеюсь, он не все вспоминал, а?

— Ну, многое, — теперь уже улыбнулся Онда, и непонятно было, чья улыбка страшнее, ибо красавцем Онда считаться не мог совсем.

— Сатья сейчас где?

— Господин Вирранд обещал приют и покровительство всем бардам, которые были вынуждены спасаться. Кто уцелел из столичного анклава — теперь у нас, на Юге.

— Хвала твоему господину, — покачал головой Нельрун и провел ладонью по лицу. — Я давно не был в землях Дня. Дома. — Он поднял взгляд. — Нелепо. Дома-то уже давно нет.

— Я был бы рад видеть тебя гостем.

Нельрун внимательно посмотрел на Онду.

— Я не посоветую моему господину отпускать к вам людей без заложников.

— Мой господин это понимает.

— И кто будет заложниками в Холмах?

— Если понадобится — он сам.

— Это он сам решил?

— Это я решил, и я уговорю его.

Нельрун кивнул.

— Эта голова дорогого стоит.

Малый королевский совет был куда важнее большого, потому как решения принимались на малом. Главной задачей было готовое решение преподнести так, чтобы большой совет был в полной уверенности, что решение принимается именно здесь и сейчас.

Малый совет проходил без пышности и торжеств, но с соблюдением всех старинных церемоний, смысл которых был давно забыт.

На сей раз они собрались в круглой комнате на половине короля. Пол был застлан толстыми колючими коврами из грубой черной шерсти. Посередине комнаты находился вырезанный из черного полированного камня круглый стол с большим углублением в середине. И в этом углублении стояла большая жаровня из черной бронзы, подобная очагу. На углях тлела ароматная смола, с четырех сторон жаровни стояли большие кушины с подогретым вином с пряностями и бронзовые чаши. На стенах мерцали светильные камни, в нишах ждали блюда с лунным виноградом, сыром, хлебом и сладостями.

На красных кожаных подушках возле каменного стола сидели люди ближнего круга — кому король на этом совете дозволил говорить. Тем, кому говорить не было дозволено, пока государь сам не спросит, располагались возле стен на черных подушках. Сегодня это были Майвэ и Адахья. Майвэ молча нервно общипывала гроздочку винограда. Адахья спокойно пил вино, из-под тяжелых полуприкрытых век глядя на короля. Верный пес не сводил глаз с господина никогда. И ему единственному было дозволено быть здесь с оружием, ибо таково было право и обязанность телохранителя.