Шрифт:
– Я начал работать с одиннадцати, хотя скорее я просто помогал родителям, и присматривал за остальными. А когда мне было тринадцать, их унесло, и я пошел работать на полную смену и почти каждый день. Лизе тогда было десять, а Темке – всего три. Лиза сразу попробовалась на ферму, и после отказа я привел ее к себе на завод, а Тема – как только ему исполнилось семь. Поэтому он такой взрослый в свои годы.
– Значит, они тебе как брат и сестра?
– Даже больше, они – все, что у меня есть.
– Дим, а я могу устроиться на работу? Я не хочу объедать вас целый год, да и прятаться под землей столько времени я не выдержу.
– О, ты не только можешь, ты должна. Если ты не вернешь Лизе ее одежду и будешь есть ее еду, то убьет она в первую очередь меня! – рассмеялся Дима. – Не волнуйся, переписи населения и документов у нас нет, как по рассказам родителей было до Урагана, а рабочие руки нужны всегда. А теперь давай будем тише, мы уже почти на месте. Все остальные байки из местной жизни обсудим дома, тут слишком много внимательных ушей.
С центральной улицы мы свернули на примыкающую к ограде леса широкую вытоптанную дорогу, используемую как торговую площадь. Тут действительно кипела какая-то средневековая жизнь. Одежда, обувь, кульки мелкой почерневшей картошки, всевозможные емкости с молоком и водой, куски мыла, какие-то засушенные травы, стопки листьев лопухов, кучи часов – все это висело, лежало на тележках, разложенных тряпках и просто на земле. Вокруг кружили мухи, бегали чумазые дети, хватали нас за штанины и постоянно норовили залезть в карман. Некоторые торговцы стояли смиренно и ждали своих постоянных покупателей, кто-то громко зазывал к себе, предлагая мясо только что зарезанной коровы и ее же свежайшее молоко. Покупатели громко торговались, обвиняя торговцев в обмане, все вокруг гудело и шумело. Мы же продвигались сквозь это изобилие в направлении дальнего базара. Дима крепко ухватил меня за руку и, как крейсер, возвышаясь надо всеми на целую голову, протискивал нас через напирающие со всех сторон толпы людей.
Ближе к повороту люди рассредоточились, торговцы стояли реже, продукция их была скуднее, а выбор меньше, да и сами они были как будто съежившиеся.
– Дим, а как они выбирают место, где продавать? – шепотом спросила я.
– Они не выбирают. Они каждый месяц тянут жребий. Торговцы закупают товар на ферме и на заводах, что-то с рук у старьевщиков и коллекционеров, но места у забора принадлежат Правлению, и они каждый месяц перетасовывают людей, чтобы никто не мог пожаловаться.
– А торговцы платят Правлению аренду?
– Аренду?
– Ну, они платят за то, что стоят на этом месте?
– Нет, они только покупают продукцию, и чем хуже место, тем меньше выручки, и тем меньше они зарабатывают. Не везет беднягам, кто уже несколько месяцев вытягивает дальние места.
– Ну конечно, чистое невезение.
– Не смей так говорить вслух, а лучше и думать не смей. Это мы обсуждаем только в кругу семьи! – прошипел Дима.
– Боже, я как будто не провалилась сквозь пространство неизвестно куда! Это же мой обычный мир!
– Тихо, ты доиграешься! Дошли.
Мы завернули за угол: метрах в двухстах начинались точно такие же ряды, только сложено тут все было намного аккуратнее, люди осматривали товары спокойнее и степеннее, щупали ткани, разглядывали разные безделушки, сами торговцы же никого не зазывали, а просто наблюдали за своими покупателями. Казалось, что со средневековой крестьянской ярмарки мы попали на дворянский двор. Вообще все вокруг странным образом ассоциировалось с прошлым, я бы гораздо охотнее поверила в путешествия во времени, чем в существовании такого строя в двадцать первом веке, пусть и в параллельной реальности.
Мы двинулись вдоль рядов, и я с интересом разглядывала прилавки: если забыть, что мой мир остался где-то невыносимо далеко, то все товары больше напоминали содержимое шкафа любой бабушки: разные брошки, зеркала, маленькие шкатулки, заколки, маникюрные ножницы, ювелирные часы и вся та мелочь, что могла оказаться в их карманах и сумках в тот момент, когда мир навсегда разделился.
Дима с видом знатока неспешно бродил вдоль прилавков торговцев и как бы между делом поглядывал на товары, до него никому из торговцев не было дела, они разговаривали между собой, мечтательно смотрели вдаль или вообще сидели к прилавкам спиной. После шумного центрального базара казалось, что они вообще не собираются нам ничего продавать. Дима остановился около седовласой женщина, которая внимательно наблюдала за нами с момента, как мы только показались на горизонте, но никакой инициативы, как и все остальные на базаре, не проявляла. Он позвал меня кивком головы, и я, не без труда оторвав себя от разглядывания всяких безделушек, подошла.
– Нам полный комплект с обувью, и часы, самые простые, – сказал Дима женщине.
Торговка просканировала меня с ног до головы немигающим хитрым взглядом и произнесла:
– Не нравится, что дама одета с чужого плеча?
– Не нравится, – коротко отрезал Дима.
– И не жалко тебе тратить на нее столько денег? Она тебе хоть отплатит?
– Я делаю ей подарок, она – моя гостья. Сколько с нас?
– Какой ты, оказывается, богатый, раз делаешь такие подарки. Мог бы за пару лет поднакопить и задуматься о домике в Тихом Лесу! – женщина скривилась в ехидной улыбке, перевела взгляд на меня и продолжила. – А ты, как собираешься ему отплатить за такое добро, а, бродяжка?