Бамс!

Звук был громкий и сочный, словно корову треснули по заднице доской. И тут же мир пришел в себя — в зале резко потеплело, в камине вновь вспыхнул огонь, а пламя вокруг фигуры барона напротив потускнело. Оберн издал звук схожий с бульканьем; его глаза закатились, и барон мягко спланировал на пол, явив взору Искру, сжимавшую в руке слегка погнутую кочергу.

— Мда, — девушка покачала головой, — навели вы шороху, господин Фигаро. А так хорошо сидели.

— Святый Эфир… — следователь, наконец, выдохнул, — вы умудрились вырубить барона… кочергой?

— Ну а что? — Искра пожала плечами. — Мне батя как говорил: ежели видишь какую чудь — берешь железный прут потолще и лупишь со всей дури. Всегда работает.

— Ага. — Фигаро икнул. — Работает.

— И что дальше? — в разговор вмешался Сальдо. — Долго он пробудет без сознания? И что это вообще было?

— Я так понимаю, — следователь сглотнул и поежился, — проблема в психическом конфликте, который барон, сам того не желая, спровоцировал этой своей редактурой памяти. Он то ли отчаянно хотел что-то забыть, либо… даже не знаю. Теперь я случайно спровоцировал у Оберна нечто вроде психоза, и часть его жизненности запертая в филактерии пытается барона защитить. Филактерия второго типа это как если бы ваше сознание распилили на две части, вот только там, внизу хранится нетронутая память Оберна, а в его теле — поврежденная. Отсюда диссонанс, который очень скоро разнесет это место в клочья.

— Как скоро? — губы Сальдо дернулись.

— Если он очнется — очень быстро. Поэтому дайте ему что-нибудь для сна. Лошадиную дозу.

— Сделаю. — Алхимик кивнул и тут же куда-то убежал, прихватив с собой пару реторт со стола.

— А что делать нам? — Гастон явно нервничал. — Я так понимаю, искать филактерию барона?

— Мне — да, искать филактерию. А вам — пытаться выжить.

— Что?

— Гастон, — следователь говорил быстро и отрывисто, — у нас нет времени. Чувствуете эту пульсацию? Сейчас все окрестные Другие очень, очень заинтересуются замком. Ваша задача — охранять Оберна и друг друга. Мое — найти его сердце и вернуть в тело. И как можно быстрее. Я не рассчитывал на то, что мои слова произведут на барона такой эффект, но теперь уже ничего не поделаешь — нужно разгребать последствия.

— Фигаро, вы представляете, какую защиту барон мог поставить вокруг своей филактерии? Да вы даже не знаете, где ее искать!

— Догадываюсь. — Следователь криво усмехнулся. — И молитесь всем силам, чтобы моя догадка оказалась верна.

…вереницы факелов на стенах и запах плесени. И лестница вьется винтом: осклизлые камни в щелях между которыми сочится сыростью мох, бледные мокрицы на потолке. Факелы ярко горели — кто зажег их? Или они никогда не гасли? Фигаро не мог вспомнить, да и не так это сейчас было и важно.

Дверь в винный погреб — тяжелая дубовая панель — была открыта. Ну да, он сам оставил ее открытой, когда в последний раз хозяйничал здесь ночью, разыскивая стаканчик красного. Вот стеллажи; в свете колдовского огонька поблескивают сквозь пыль донышки бутылок — их все еще довольно много здесь, в этом подземелье, и некоторые вина — настоящий раритет, стоимостью в маленькое состояние.

Здесь, внизу пульсация Эфира чувствовалась гораздо лучше. Она буквально била по ушам, и световое заклятье Фигаро вспыхивало вместе с ритмом невидимого сердца.

“Не отвлекаться, — подумал следователь, — не отвлекаться. Не терять времени. Жизнь как минимум четырех человек сейчас зависит от меня. А если сила эфирной аномалии окажется достаточной для того, чтобы вызвать пробой… Впрочем, об этом лучше не думать”.

Стеллажи с бутылками интересовали Фигаро мало. А вот обширная зала-коридор где из стен торчали огромные бочки вызывала куда больший интерес. Следователь внимательно изучил краны-пробки и чертыхнулся: он слышал о шифре виноделов этих краев, но впервые столкнулся с ним в реальной жизни; на потемневшей от времени древесине темнели выжженные раскаленным железом значки — трефы, черви, бубны… Вот что, к примеру, означало сочетание двух трефовых мастей и одной бубновой? Вино? Какое? Или коньяк? Или что?

— Черт, черт, черт!

Фигаро метался от одной бочки к другой. Он простукивал их, обнюхивал и даже тыкал в бочки “мерилом”. По всему выходило, что жидкость есть в каждой второй бочке, но при этом некоторые наполнены не до конца.

И тут, наконец, следователь увидел бочку, что выпирала из стены в самом конце подвала.

В этой бочке не было ни пробки, ни крана — просто гладкое дубовое дно. Но при этом был значок, наведенный, зачем-то, ярко-красной химической краской — червонная масть.

Сердце.

Фигаро сконцентрировался, и, подстроившись под очередную эфирную “волну”, использовал ее силу для усиления собственного заклятья-кинетика.

Эффект превзошел все ожидания: дно бочки буквально взорвалось. Из темного отверстия за ним пахнуло влагой и ржавчиной. Пыль осела, и следователь увидел, что фальш-бочка заканчивается аккуратной круглой дверью из неизвестного Фигаро серого металла. Сальдо, наверное, сразу бы признал “вечный свинец” — алхимический сплав, что способен выдержать плевок кикиморы, но следователя волновало совсем другое: полный набор Запирающих символов на дверной плите.