— Да, этого хватит на долго. Будешь жить со мной и платить?

Думаю, полный пансион в этой деревне мне не по карману.

— Нет, я хочу одна жить. Как ты. Есть пустые дома. Они ничьи. Я могу занять один из них?

— Надо спрашивать.

— У кого?

— У сарга.

— Сарг это кто?

— Сарг это Трог, и Рума, и Даго, и рава Нув.

Трог и Рума — владельцы брад, с Трогом я приплыла сюда, а Рума приходил с женой в общинный дом, Гарла мне его показывала. Но брад в поселке было только три, а она назвала четырех человек.

— Гарла, а Даго кто?

— У него своя брада.

Отлично, значит сарг — это местный совет, который решает все дела в поселке. Но вот слово рава я слышала только применительно к себе. И надо сказать, смысл его не слишком поняла. Я думала, это какая-то форма уважительного обращения. Но владельцев брад не называли равами.

— Гарла, что значит «рава»?

— Это тот, кто много знает, больше других понимает.

Я чуть не поперхнулась чаем. Получается «рава» — мудрец. Ну, или обращение — мудрый Нув. Ну, допустим меня так называют за умение писать, а его?

— Гарла, почему Нув — рава?

— Был в разных странах, много узнал, сюда привез сарех из другой страны. Теперь выращиваем и едим. Вкусно.

— Покажи.

Гарла повела меня на огород. В принципе, я так и думала. Те самые фиолетовые огурцы. Интересно, на что похожи по вкусу?

— А когда можно есть их?

— Только осенью. Сейчас не вкусные еще. Зато всю зиму в яме хранятся и не портятся.

Вернулись в дом и я стала мыть посуду в глиняной большой миске.

— А как их всех вместе собрать в одно место? Ну, этот вот сарг?

— Это они сами решают, когда надо — собираются.

Да уж… Ну, теоретически я могу занять дом и начать там обустраиваться, но если сарг решит, что это нарушение устоев, то могут собраться и попросить меня на выход. И что делать? Отлавливать их по одному и уговаривать? Или достаточно сказать, допустим, Трогу, а уж он сам решит, что и как? Так и не определившись, я пошла на ручей. Холстину, на которой я спала, я стирала каждые десять дней. Хотя Гарла и относилась к этому не слишком одобрительно — ткань нельзя так часто стирать, изнашивается. Но и спать на грязном я не хотела. Потерпит. Она и так не продешевила, хотя я не представляю, на кой ей мои сережки. Сама она украшений не носила. Разве что поедет осенью на торги и продаст…

Стирать в ручье было не слишком удобно, течение быстрое, он хоть и не глубокий, но дно каменистое, узкое, тёк с горки и, если зайти в воду — мог и с ног сбить. Поэтому детям не разрешали здесь купаться. Вон, рядом море, тихое и спокойное, хоть заплескайся. Днем очень тепло, и детишки, удрав от родителей, огородов и сбора травы, частенько бесились в прибрежных волнах целой стайкой. Поэтому я и удивилась, застав на ручье двоих пацанов. Они топтались на проплешине в траве, практически у самой воды, что-то рассматривали на том берегу ручья, спорили и тыкали пальцами. С подозрением покосились на меня, дружно сказали:

— Светлого дня! — это такое приветствие местное.

— И вам света в душе — традиционно ответила я.

Я прошла еще метров десять в верх по течению к мосткам и достала из корзины свой мешок. Его приходилось держать в холодной воде руками, иначе унесет течением, поэтому я встала на колени и низко склонившись стала окунать и вытаскивать тяжелый серый ком. Наволочку я потом прополощу, сперва — самое трудное.

Наверное, я, все же, подсознательно насторожилась, когда увидела мальчишек там, где они обычно не играют. Именно поэтому, услышав вскрик, я повернулась к мальчишкам и увидела, что один из них бежит со всей дури по тропинке в сторону от поселка, а второй… Второго не было!

На проплешине я оказалась не иначе, как телепортом. Секунды, когда я бежала эти десять метров, напрочь исчезли из памяти…

Вода была прозрачная, ручей шириной метра три, не больше, но мальчишки я не видела! Внутри меня затикал метроном…

Я бежала вдоль берега и отсчитывала секунды:

— …и двадцать два, и двадцать три, и двадцать четыре… … и пятьдесят семь, и пятьдесят восемь, и пятьдесят девять…

На — и пятьдесят девять — я его увидела! Не иначе — чудом. Серая рубашонка задралась над тощим телом и сквозь воду светили розовые ягодицы.

Вынырнуть он не смог сразу, и теперь, лицом вниз, застрял головой между двух камней, вода била его руку о покатый валун, но сам, мне кажется, уже не двигался…

В воду я прыгнула не думая ни о чем. Думать начала, когда течение поднесло меня к этим камням. Пришлось нырять с головой, но в первый раз не получилось вытащить его, я вынырнула, несколько раз глубоко вдохнула и нырнула снова. А безжалостный метроном отсчитывал время: … и сто одиннадцать, и сто двенадцать…

Ровно на сто двадцать я вынырнула из воды. Берег здесь был крутой, потому детям и запрещали играть у ручья, выбираясь и вытягивая мальчишку я вцеплялась ногтями в глинистую влажную землю, один из ногтей обломался и закровил. Мальчик не дышал и состояние паники навалилось на меня, мешая думать.