– Доброе утро, доктор.

Меня предупредили, что в хирургическом отделении стоит мороз, ибо кондиционер работает безжалостно.

Когда в воскресенье я поднялась в отделение с сумкой теплого белья, пробегающий мимо врач поинтересовался, не возникло ли затруднений при моей регистрации. Помню, мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить его вечерний визит. Мне не хотелось разговаривать, и я только отрицательно качнула головой, хотя на самом деле из-за его забывчивости меня два лишних часа продержали в приемной.

На следующий день в теплой пижаме я сидела на высокой больничной кровати, по-восточному сложив ноги, в палате из шести женщин: нас всех готовили к операциям назавтра,– когда вошло трое врачей. Хобара на этот раз я узнала сразу, второго практиканта тоже – накануне он уже задавал мне вопросы, третий – незнакомый здоровяк с пронзительно белой кожей и прозрачно голубыми глазами на мордатом и дерзком лице.

Они устроились верхом на стульях у моей кровати. Хобар экзаменовал практиканта по моей болезни. Я слушала из интереса к своей будущей операции. Здоровяк в беседе не участвовал, только несколько раз вежливо улыбнулся. Видно было, что все это мало его интересует, и к тому же он спешил, потому что по окончании беседы стремительно вышел первым.

Сколько раз после этого я видела его шагающим в том же самом направлении по коридору; он одинаково стремительно двигал свое плотное тело, чуть покачиваясь сбоку набок, похожий на быка, молодой, резкий, даже грубый, но неизменно по-местному приветливый, мой будущий хирург – ассистент Алонсо.

Но пока я не поняла, зачем он вообще приходил. Так что назавтра, когда он появился в предоперационном зале, где нас человек двадцать женщин изнемогало от ожидания, проводя в очереди на операцию один за другим утренние часы,– я с трудом узнала его, скорее похожего на мясника в своей зелено-голубой хирургической форме с шапочкой и маской, бодрый, возбужденный – видимо, от операционного стола, пришел он за мной, за следующей:

– Готова? Поехали!

И пока толкал мою кровать-каталку, шутил с медсестрами, которые ужасались его ледяным рукам и морозу в операционной:

– Холодные руки? Зато сердце кипит! Мороз? Это чтобы не заснуть во время операции! – и вдруг заглянул мне в лицо, и для меня неожиданно прозвучало его пристально-сочувственное:

– Ты что, боишься? Спокойно.

Я не ожидала, что этот мясник в этой перепалке с медсестрами, в этом балагане между операциями заметит состояние того тела, что везет на каталке. К тому же я не знала, какое отношение он имеет ко мне, и сочла его в лучшем случае извозчиком при хирургах.

В маленькой комнате, оборудованной аппаратурой, я лежала одна на предельно узком столе, не понимая, где нахожусь – в операционной или же еще в предоперационной, – когда вошел анестезиолог.

Я не видела лица этого врача. Только глаза и голос. Я с жадностью вглядывалась в глаза, пытаясь восстановить лицо, но где там, маска скрывала его полностью. Глаза ровно серые, веки круглые, мешки под глазами. Он не отрывался от моего взгляда, но видел движение моих рук, замечал дыхание, положение тела и говорил, говорил, сначала только говорил:

– Мое имя доктор Ронг. Обычно перед операцией хирурги знакомятся с историей болезни, однако сегодня из-за перегруженности плана никто этого сделать не успел.

Он говорил раздельно, доводя до моего сознания каждое слово, он знал, что неизбежный страх рассеивает внимание пациента, и я не исключение, поэтому он не говорил, а внушал: – Однако я сходил и прочитал вашу историю болезни. При современных достижениях медицины она лечится отлично. Все будет великолепным образом выполнено.

Теперь одновременно он и действовал: готовил кислородную маску, привязывал мне руки. На этом узком, как доска, столе с распластанными руками я напоминала себе божью дочь на кресте.

– В нашем распоряжении самая современная аппаратура, какая только существует на сегодняшний день. Насколько знаю, у вас не верят в Бога, но можно верить в людей, в их мастерство, в профессионализм врачей. Надо иметь веру, все будет прекрасно. Я вас усыплю. Вы проснетесь у себя в палате. Как вы себя чувствуете? Сейчас я введу вам успокоительное.

Конец ознакомительного фрагмента.