– Надеюсь.

– Сейчас было хуже, чем в первый раз?

Она застыла.

– Ты о чем?

– Я говорю о первом разе, когда тебе пришлось иметь дело со Сполдингом.

– О!

Его пальцы нежно перебирали ее волосы.

– Когда же ты будешь достаточно мне доверять, чтобы рассказать, что в тот раз случилось на самом деле, Фила?

– Я все тебе рассказала. Ты ведь и сам все проверил. Я нашла у тебя копию этой газетной статьи, которую ты получил, пока был в Сиэтле. Кроме того, почему я должна испытывать желание рассказать тебе о суде? Меня расстроила стрельба. – Казалось, она не может правильно выстроить свои мысли, как делала каждый раз, когда обсуждала суд над Сполдингом.

– Может быть, ты пытаешься слишком многое оставить внутри себя. Знаешь, тебе не стоит хоронить это в себе. Больше не стоит. Ты теперь не одна. У тебя есть я. И я люблю тебя, Фила.

– Я тоже тебя люблю, Ник.

– Тогда скажи мне правду, и тебе станет легче. Она неподвижно лежала в его объятиях.

– Было бы несправедливо перекладывать эту ношу на другого человека.

– Для меня это не будет ношей. Я не вижу ничего дурного в том, что ты дала ложные показания, чтобы упрятать этого мерзавца Сполдинга в тюрьму. Ты не забыла, что я не такой уж совестливый либерал? Я Лайтфут.

Она широко раскрыла глаза.

– Так ты знал?

– Что знал? Что в инциденте со Сполдингом было больше, чем ты мне рассказала? – Он пожал плечами. – Просто интуиция. Речь идет об обвинении его в хранении наркотиков, так?

Фила кивнула головой ему в грудь.

– В то время как я боролась с ним на стоянке у ресторана, я подсунула ему героин. Я подставила его, чтобы его арестовали, Ник, поскольку я не могла придумать ничего лучшего. К тому времени он уже убил одного ребенка. Я так боялась, что он может убить еще одного. Он насиловал их всех. Я должна была его остановить.

– Понимаю.

Теперь слова лились из нее рекой.

– Я знала, что каждое утро полицейские останавливаются у этого ресторана, чтобы выпить по чашке кофе. В таком маленьком городе, как Холлоуэй, быстро запоминаешь местные порядки. В 10.15 утра перед рестораном всегда было припарковано несколько патрульных машин. Народ обычно шутил, что, если кто-нибудь решит совершить ограбление банка в нашем городе, он обязательно сделает это около 10.15.

– То есть ты знала распорядок дня полицейских и все соответственно спланировала?

– Я знала, в какое время подъедут полицейские, и знала, что могу заставить Сполдинга потерять контроль над собой. Было довольно легко подтолкнуть его к тому, что он набросится на меня. Но я считала, что обвинения в нападении на женщину будет недостаточно. Мне нужно было, чтобы ему было предъявлено обвинение в уголовном преступлении. Благодаря чему его посадили бы в тюрьму.

– Чтобы Сполдинга лишили прав на управление детским приютом?

– Да.

– А где ты достала героин? – спросил Ник.

– Бог ты мой, Ник. Ты не хуже меня знаешь, что сейчас очень просто купить наркотики. Как у работника социальной сферы, у меня были все необходимые контакты и информация, включая сведения о людях, у которых можно достать героин. Проделав все это, мне оставалось только ждать, когда с ним поступят по закону. От меня требовалось одно: придерживаться своей лжи. Тот факт, что Сполдинг был наемником, служившим в Юго-Восточной Азии и Южной Америке, оказался в мою пользу.

– Присяжным казалось, что он начал употреблять наркотики в этих местах и продолжил эту привычку уже в Штатах, – закончил за нее Ник.

– Да. – Фила замолчала в ожидании его реакции.

– Черт побери, Фила.

Она напряглась.

– Мне так жаль, Ник. Это был ужасный поступок, но мне больше ничего не приходило в голову. Я обязана была его остановить. Я обязана была отобрать у него детей.

– Ей жаль. Бог ты мой, да не нужно извиняться. Единственное, о чем стоит жалеть, так это о том, что у нас нет законного способа оберегать детей от мерзавцев типа Элайи Сполдинга. Тогда тебе не пришлось бы идти на такой невероятный риск, чтобы спасти этих воспитанников.

Она перевела дух.

– Я не хотела никогда никому об этом рассказывать. Я считала, что сама приняла решение так поступить, и должна была бы жить с этим до конца моих дней. Я не могла просить кого-либо еще помочь мне нести бремя правды.

– Но ты оставила свою работу.

– Мне пришлось это сделать. Я знала, что больше не смогу работать в таком качестве. На этот раз я не просто нарушила несколько правил, а перешла все границы дозволенного. Взяла закон в свои руки. Я больше не была профессионалом, я стала мстительницей.