Вера вышла из подъезда, скорчив недовольную рожу и наткнулась на парня, который, несмотря на время, был довольно бодр и почти улыбался.

— Привет, Вер.

— Ой, Ковалёв, привет. Каким ветром? — Вера улыбнулась в ответ, разглядывая непонятного цвета девятку, на которую опирался Витька.

— Так попутным, Вер. Дембельнулся, сразу к матери. Ну а там и старых друзей навестить. Тухлая ты какая-то, Клинкова, хоть бы обняла, не виделись то сколько? Года два? — Витька отлип от машины и подошел к Вере, сграбастывая ее в объятия.

— Ты все такой же любитель комплиментов на любителя, — она обняла его в ответ, расслабленно прижимаясь к неожиданно широкой груди. За это время, пока они не виделись, Витька значительно прибавил в массе, в росте, стал шире в плечах, да и вообще, какой-то другой… Хотя улыбка все та же. Сколько девчонок плыло из-за этой улыбки, еще в школе учились. Витька был хулиганом, (а как показывала практика — девочки любили плохих мальчиков), но таким обаятельным хулиганом, способным расположить к себе даже пятидесятилетнюю Тамару Григорьевну, которая вела у них химию. Что за женщина была, Дьявол в юбке, лупила двоечников линейкой, а прогульщиков заставляла на уроке, вслух читать пропущенные параграфы. К слову, плевать, сколько было прогульщиков, каждому «предоставлялось» право показать свои навыки чтения. А Ковалёв никогда не читал, так забалтывал бедную женщину, что она даже один раз отправила его к директору, за то, что он решил выяснить, какие обряды африканские аборигены проводят перед свадьбой. Далековато от химии, не находите?

— А ты все такая же недотрога, Клинкова, — парень чуть отстранился, заглядывая Вер

е в глаза, которые тут же захотелось опустить. Приятный мандраж прошелся по телу, когда он погладил ее по спине ладонями, непозволительно долго задерживаясь на талии.

— Ты меня так раздавишь, а мне еще на работу надо. Опаздывать нельзя, все-таки серьезное место, — вывернулась, попыталась отшутиться, но поняла по его внимательному взгляду и легкой улыбке, что вышло не очень.

— Давай подвезу.

— Да куда ты в такую рань, тебе и не по пути, наверно.

— По пути, Вер.

«Отмазка» тоже видимо была так себе, потому что Вера вдруг замолчала от безысходности, понимая, что Ковалёв не отстанет.

— Ну и настырный ты Ковалёв, поехали давай, а то правда опоздаю, — снова криво рассмеялась, пытаясь разрядить обстановку и схватилась за ручку пассажирской двери.

— Погоди ты, она так не открывается.

Витька забрался в машину, перевешиваясь через подлокотник, открыл дверь изнутри, наблюдая, как девушка забирается внутрь, зябко подергивая плечами.

— Вить, хватит пялиться, поехали.

Прокуренный салон, деревянные четки на зеркале, маячившие на каждом повороте, небольшая иконка Николая Чудотворца на приборной панели, пачка сигарет и вишневый Стиморол рядом.

— Ну, рассказывай, как жизнь молодая?

— Да как у всех, работа — дом, ничего интересного, — Вера пожала плечами, всматриваясь в поток машин на дороге. Поймала себя на мысли, что зачем-то начала сравнивать Витьку с Артемом, лидировал, конечно, последний, со всеми своими минусами и плюсами, но Ковалёв тоже имел некоторые преимущества, хотя бы отсутствие жены и ребенка.

— А про свадьбу Пелевин значит напиздел, — парень хохотнул, довольно косясь на Веру.

— Какую свадьбу, Вить?

— Ему баб Шура сказала, что видела тебя с каким-то ухажером…

— Ах, ну раз баб Шура, тогда конечно… — они не сговариваясь, засмеялись, вспоминая еще одну бабку-сплетницу.

— Ну а так вообще как?

— Спроси уже прямо, Ковалёв, есть у меня кто-нибудь или нет.

— Есть у тебя кто-нибудь, Клинкова или нет? — Витька перекривлял ее, снова улыбаясь.

— Уже нет. В бошке, правда, постоянно.

— Вот и у меня… В бошке, — он тяжело вздохнул и пождал губы, видимо вспоминая больное, перестроился в другой ряд, — И ладно бы просто не дождалась, так она ведь залетела. Восьмой месяц, пузо на лоб лезет. Куда вот мне деть ее «прости»? Вер, ну скажи ты мне, почему вы бабы такие?

— Не все такие. На Невской меня выкини, — она показала пальцем направление, — Просто может не так сильно любила. Ты ведь тоже не святой, Вить. Сколько девок перепортил. Машка Дерябина от тебя аборт делала, а потом крышей поехала и в религию ударилась. Бабушка часто рассказывает, что в церквушке в нашей сидит, свечки продает. А тоже бы, жить да жить.

— Дерябина? Не гони.

— А че не «гони» то. Мельчукова рассказывала, у нее мать в смотровом работает. Сдала в ломбард брошь, бабка которую ей оставила, и пришла. Так, говорит, плакала, всем отделением успокаивали. А у нее потом кукушка и поехала, что грех большой на душу взяла, срок большой был. И ручки и ножки показали, она там, на кушетке чуть кони не двинула.

— А я-то тут причем? Я с Дерябиной один раз… И то не все помню.

— А притом, Вить, значит неслучайно тебя твоя зазноба не дождалась, это за твои грехи в прошлом ты теперь отвечаешь…