— Спасибо, что заехал, — Вера прервала мучительное молчание, немного отстраняясь от него. Все понял, улыбнулся, выпуская ее руки из своих.

— Не вешай нос, красотка. Все может измениться в одну секунду, — Ваня подмигнул, делая шаг на нижний пролет ступеней.

— С наступающим, Вань.

— С наступающим, Вер.

Проводила его взглядом, дождалась, пока хлопнет подъездная дверь, и только тогда вернулась в квартиру.

— Может, объяснишь, кто это? — Нина Степановна, сложив руки на груди, стояла посреди коридора и ждала объяснений, — Этот твой? Как только совести хватило заявиться?

— Это Ваня, бабушка. Его друг, — Вера присела на пуфик, отодвигая тапки обратно на обувную полку.

— Какая краля, гонцов присылает. Что ему было нужно? Кажется, решили уже все, нет? — лицо Нины Степановны было сродни грозовой тучи, она хмурилась, щурилась, поджимала губы.

— Если ты не хочешь поссориться в праздник, то советую закончить этот бессмысленный разговор.

— Ох, Верка, вляпалась ты. Теперь будут кататься непонятно кто. Рожа такая же, бандитская.

— А у тебя все рожи бандитские. Кругом потому, что одни бандиты и проститутки, из нормальных то людей только ты, да Клара Васильевна твоя, — Вера снова вспыхнула, подскакивая на ноги, — Не доводи до греха, я тебя прошу. Эта ситуация не стоит того. Человек просто приехал поздравить, подарок, между прочим, подарил, а ты ругаешься.

— Да их подарки…

— Закончили, баб. Мы больше это не обсуждаем, — Вера махнула рукой, оставляя Нину Степановну одну в коридоре.

После двенадцати входная дверь перестала закрываться, соседи бегали туда-сюда, выкрикивали поздравительные тосты, взрывали какие-то хлопушки в коридоре, хвалили красавицу-ёлку. Вера вздохнула, поджимая пальцы на ногах — от сквозняка из подъезда замерзли ноги. Бабушка, после неожиданного знакомства с Сахновым, на удивление, не скалилась, а наоборот расслабилась так, что Вера не успевала замечать, как ей в бокал постоянно подливали новую порцию шампанского. Клинкова стояла посреди этого веселья невидимкой, находясь, будто под вакуумом. Стащила бутерброд со стола, бокал с шампанским и закрылась в своей комнате. В принципе, ничего нового в этом году не произошло, все было как всегда. Прислонилась лбом к холодному окну, наблюдая, как на улице взрываются салюты. Люди высыпали на улицу, радостно хлопая очередному залпу.

В дверь тихонько постучались, и Клинкова откинула с себя тюль.

— Можно? — Люда, с чуть тронутыми румянцем щеками, заглянула в комнату.

— Да, заходи.

Женщина, заговорщицки улыбаясь, потрясла в воздухе бутылкой и парочкой мандаринов, ногой закрывая за собой дверь.

— Наша бабушка разбила тарелку, — Люда умело справилась с пробкой, разливая шампанское по бокалам, — Мне кажется, она весь год держится, чтобы 31-ого сорваться и упиться вусмерть, — перестала улыбаться, серьезно добавив. — Не грусти, Вер, все образуется.

Девушка опустила голову, молчаливо наблюдая, как на поверхность взвиваются пузырьки в бокале.

— Я знаю это, также как и то, что мне нужно взять себя в руки и пережить этот момент. Просто сказать всегда легче, чем сделать…

— А вы че тут сидите то? Там Дубковы пришли, Серега портвейн классный принес, — дядя Гриша бесцеремонно ввалился в комнату, переводя взгляд с Люды на Веру.

— Иди к своим Дубковым, нам поговорить нужно, — женщина махнула рукой, отдавая бокал Клинковой, а сама взялась за чистку мандарина.

— Ну, какие могут быть разговоры, Люд? Праздник на дворе, вы какие-то разговоры… Завтра, что ли нельзя поговорить?

— Говорить нужно всегда, когда чувствуешь, что это необходимо, иначе можно опоздать.

— Люд, ну, в самом деле, — не сдавался дядя Гриша.

— Иди, говорю, а то твои Дубковы завянут. Мы придем скоро, — Люда в очередной раз отмахнулась от него, поворачиваясь к Вере, давая понять, что разговор окончен, — Вот неугомонный, — она улыбнулась, когда за мужчиной закрылась дверь.

— Так может и правда зря ты ушла, он сейчас накидается без присмотра и все…

— Тогда получит по шее, если накидается. Я ему последний раз так сказала: любо он перестает пить, либо я уезжаю, но в этот раз насовсем. Ты знаешь, мне ведь уже не 20, хочется стабильности, семьи нормальной, чтобы мужик был мужиком, на которого положиться можно, а не думать постоянно, как он там, накосячит или не накосячит в очередной раз. Я не нанималась его воспитывать, у него для этого мать есть.

— Жалко, что вы встретились так поздно, он знаешь, сколько крови нашей попил, — Вера сделала глоток, смотря Люде в глаза, — Жизнь прошла, а у него нет ничего за душой. Вообще ничего. Ни ребенка, ни котёнка, даже работы нет.

— Ну, насколько мне известно, с работой у него вопрос решится в ближайшие дни. Он в школу ходил, охранником устраиваться, а там то ли директор, то ли замдиректора, должен будет приехать, чтобы сказать уже точно, берут или не берут. Я вот переживаю, как там сложится у него.

— Если бухать не будет, возьмут, — Вера утвердительно кивнула головой, оборачиваясь на очередной залп салюта за окном.

— Мне так тяжко первое время было, когда Полинку похоронили, — вдруг начала Люда, — Иду по улице, а у самой слезы, знаешь, ничего не вижу, шага сделать не могу. А у нас возле дома еще садик, бегают там на площадке, маленькие грибочки, в шапчонках своих, а я вот так встану, возле забора и смотрю на них, думаю, ну как теперь жить? Одной шибко тяжело, Вер…