Шрифт:
И вдруг дрессировщица крикнула.
– Сейчас не ее выход! Сейчас МОЙ выход!
И громко расплакалась.
И тогда весь зал закричал в один голос:
– Сейчас не ее выход!
– Не ее выход!
– Не волнуйтесь, пожалуйста!
– замахал руками Директор цирка. Это сюрприз! Бесплатный номер! Помесь конины с гусятиной! Эй вы, уберите декорацию!
– Декорацию?
– возмутилась Леокадия.
– Во мне нет ничего искусственного, ни единого зуба. Я НАСТОЯЩИЙ КОНЬ С НАСТОЯЩИМИ КРЫЛЬЯМИ!
– Так чего тебе здесь надо?
– рассердился Директор.
– Подумаешь, какое искусство летать на настоящих крыльях!
– А я и не летаю, - возразила Леокадия.
– Эти крылья просто для украшения!
– Ах так, - обрадовался Директор цирка.
– Тогда мы их можем просто выщипать! Эй, клоуны, сюда!
Но Леокадия вовсе не собиралась ждать, пока клоуны ее ощиплют. Во-первых, это, наверно, очень больно, а во-вторых - только этого еще не хватало, чтобы ее на глазах у всех, на арене, ощипали, словно гусыню.
– Пойдем, Алоиз, - вскинула голову она, - здесь не ценят настоящего бескорыстного искусства.
И с большим изяществом поклонилась публике.
Но тут завистливый Медар не выдержал, подошел и вцепился зубами ей в зад.
Внезапно в цирке стало темно. Это Леокадия, словно огромная птица, от испуга забила крыльями. Песчаная мгла поднялась в воздух и заклубилась. Свет рефлекторов померк.
И хотя это был не ее выход, именно ИМ завершилась в тот день цирковая программа.
Алоиз и Леокадия дружно помчались прочь и перевели дух только на перекрестке улицы Приключений и Миндальной аллеи.
– Молодец Медар...
– пропыхтел Алоиз.
– Вовремя вцепился тебе в задницу. Без этого некоторым нечего и пробовать взлететь!
Леокадия задрала морду вверх и загляделась на синие лампочки, горевшие над Миндальной аллеей.
– Голубой люпин, - прошептала она.
– Оранжевый люпин... Фиолетовый... Желтый... Ах, Алоиз, как прекрасно вдруг очутиться на сцене!..
ЛЕОКАДИЯ И ИЗВЕСТНОСТЬ
Солнце согрело землю и в домах вокруг Старой площади раскрылись окна. То одна, то другая половина окна, поймав яркий луч, направляла его прямо на Леокадию и по крыльям ее скользили веселые солнечные зайчики. Какой-то Старичок прошел через сквер и направился к Леокадии.
– Добрый день, - приподнял он шляпу.
– Археоптерикс Азиатикус?
– Прошу прощения, но у меня нет словаря, - отвечала Леокадия.
– Вы наверное китаец?
– Да нет, что вы, что вы!
– засмеялся Старичок.
– Я просто подумал, что вы принадлежите к семейству археоптериксов-гигантов.
– Я никому не принадлежу, - гордо ответила Леокадия.
– У меня нет никакого семейства. Есть только друг Алоиз. Мы с ним работали в паре, в одной пролетке. А теперь умираем с голоду тоже на пару.
– Я сразу заметил, что вы животное вымирающее. А вернее - давно вымершее. Могу предоставить вам работу в Палеонтологическом музее.
– Если работа такая же трудная, как это слово, мне ни за что не справиться.
– О, нет, это совсем нетрудно, - уверял Старичок-директор.
– Вы просто будете стоять между диплодоком и игуанодоном, как древнее ископаемое.
– Искупа... купаемое, - пробормотала Леокадия и вздохнула.
– Так и быть, постою возле этого игудона. Пойдемте, господин китаец!
Палеонтологический музей находился на площади Трех Медведей, в огромном здании, немного напоминавшем Ратушу.
– Отлично!
– воскликнула Леокадия.
– Буду сидеть за перегородкой у окошечка, зевать и весь день пить кофе. Я всегда мечтала поработать в Ратуше.
Когда они вошли в музей, Леокадия заржала от восторга.
– Белые лестницы!
– изумилась она.
– Ковры! Огромные окна! Ах, Алоиз, когда-то мне снилась такая конюшня.
Старичок-директор велел ей надеть на задние копыта войлочные тапочки.
– Я не могу служить на задних ногах!
– возмутилась Леокадия.
– Археоптерикс не должен стоять на четырех, - заявил Старичок-директор.
– А вы теперь - археоптерикс. Понятно?
Может, не сразу, но постепенно все прояснилось. Стало ясно, что сидеть целый день у окошечка и пить кофе не придется. Вместо окошечка и кофе Леокадия получила мраморный постамент с надписью "АРХЕОПТЕРИКС" и выстаивала на нем без движения в рабочие часы - с десяти до двух. При этом ей не разрешалось ни моргнуть, ни переступить с ноги на ногу, ни шевельнуть ухом - разве когда в музее никого не было, но такое случалось крайне редко. Ей, как животному ВЫМЕРШЕМУ; не разрешалось даже охнуть. Это за нее делал Алоиз, который ежедневно покупал билет, чтобы войти в музей, и четыре часа подряд сидеть на скамеечке напротив Леокадии. Деньги на билет теперь у них были.