Очнулся он от собственного стона и невыносимой головной боли. Маг спал уже не сидя, а лежа на кровати не снимая ни одежды, ни обуви. Виктор стащил с головы обруч и положил его на стол рядом с книгой. Проверять свои способности к языку не было ни сил, ни желания. Хватаясь за борт и перебирая ванты, он еле дотащился до кубрика, сполз вниз по лестнице, с нескольких попыток забрался в гамак и провалился в мучительный сон, наполненный кошмарными видениями.

Проснулся студент совершенно разбитым и нисколько не отдохнувшим. Боль продолжала пульсировать в голове так сильно, что Сомов сжимал череп руками и даже тихо постанывал. Весь день он провел лежа в кубрике и поднимался только чтобы поесть. Несколько матросов отметили его плохое самочувствие, и он прекрасно понял, что они сказали, но даже это не радовало. Лишь на третий день Виктор оправился от негативных последствий использования магических амулетов и только тогда в полной мере оценил их потрясающую эффективность. Сомова потрясло, что всего за одну ночь он полностью освоил человеческий язык и письменность. Всего за одну ночь! Такая магия вызвала у студента, привыкшего получать знания долгой и нудной зубрежкой полнейшее восхищение. О том, что за это пришлось заплатить несколькими днями чудовищной головной боли, он уже не вспоминал. Болезненные ощущения прошли, а знания остались, и это было главное. Матросы, когда Виктор на идеальном языке Останда поддержал беседу, не слишком этому удивились.

– О, немой заговорил, – засмеялись они, – Немой, а петь скоро начнешь?

Действительно, подумал Виктор, почему бы и не спеть, раз уж открылись новые возможности. Оставалось только написать подходящий текст, чтобы было о чем петь, и он незамедлительно взялся за перо и бумагу. Регулярно окуная перо «автоматической» ручки в чернильницу, он стал набрасывать «свои» первые стихи в мире Осаны. Теперь, владея языком, он знал, что люди называют этот мир Осана и это название ассоциировалась с чем-то религиозным, но с чем именно студент вспомнить не смог. Писалось на удивление легко и быстро, благо стандартизация, проведенная в свое время правителем Марком, коснулась и языка. Почти все окончания слов были на «а», «о» или «ан». Исключение составляли только имена собственные и некоторые специальные исключения, существующие для того, чтобы подтверждать правило. Язык Останда оказался похожим на земное эсперанто, звучал красиво, а рифмовать строки на нем было настоящее удовольствие. Виктор не стал повторять свою неудачную земную практику сочинительства. Зачем было мучиться и изобретать велосипед, когда в его распоряжении имелись творения авторов, уже прошедшие строгий отбор читателей, слушателей, критиков и выдержавшие испытание временем на земле. Достаточно было просто перевести их на остандский язык и при этом заменить всего несколько слов незнакомых здешней отсталой цивилизации. В процессе перевода Сомов стал беззастенчиво менять текст, если ему казалось, что автор подобрал неудачное слово в силу требований рифмы или размера. В остандском языке практически не было проблем с рифмой и это открывало безграничные возможности для поэта. Виктор быстро и без затруднений закончил первый пробный перевод песни на морскую тематику. Он перечитывал получившееся произведение еще раз и еще раз и не мог избавиться от ощущения, что его вариант и по смыслу и по звучанию гораздо лучше оригинала. Сомов терял скромность и ничего не мог с собой поделать. Простите меня Булат Шалвович, мысленно попросил он прощения у великого барда за то, что ваш Портленд превратился в мой Останд. Не останавливаясь, сходу он перевел еще одну песню о море и кораблях принадлежащую Владимиру Высоцкому.

Учитывая, с какой легкостью и скоростью Виктор написал первые два стихотворения, такими темпами он мог за очень короткое время настрочить целый сборник стихов. Причем стихов такого высочайшего уровня, до которого мир Осаны еще даже не дорос. Вот и подарок для господина Преана способный прославить мага-алкоголика в веках. Но поразмыслив, Сомов решил, что не стоит торопиться и разбрасываться шедеврами земных классиков.

Утром как обычно Виктор явился к хозяину. Преан вышел из запоя и был непривычно трезвым и хмурым. Когда Сомов закончил уборку в каюте, Эргис пригласил его за стол и выложил перед ним свою книгу.

– Я научил тебя говорить и читать, – не стал скромничать маг, – и теперь ты в состоянии самостоятельно насладиться высоким искусством литературы. Дарю тебе мое сочинение, Сангин.

– Спасибо, хозяин, – поклонился Виктор.

Он взял книгу со стола, на котором, кроме всего прочего, лежала старая остандская газета. Сомов рассеяно посмотрел на печатное издание, невольно задержался взглядом, и тут его озарила идея. Идея с большой буквы. Даже навскидку было понятно, что воплотить эту идею будет проще простого, а создателю она сулит и всемирную славу, и неплохие деньги. Все было настолько легко и просто, что студент удивился, как же он раньше до этого не додумался.

– Господин Преан, ­– вкрадчиво сказал Виктор, – А нет ли у вас словаря? Вдруг в вашей книге попадутся незнакомые мне выражения, а я не хочу пропустить ни одного слова из вашего гениального произведения.

Хозяин улыбнулся неприкрытой лести и достал толстый словарь в потертой кожаной обложке. Теперь у Сомова было все, что требовалось для реализации его нового проекта. Он, не мешкая сходил к плотнику за линейкой, вернулся в кубрик и принялся за черчение. Когда чертеж был готов, Виктор зарылся в словарь и начал делать записи на отдельных листах бумаги. Работа близилась к завершению, как вдруг на палубе раздались радостные крики, а в кубрик свесился вниз головой матрос и выкрикнул:

– Останд!

Все возбужденно загалдели и дружно полезли наверх. Берег Останда ничем не отличался от эльфийского берега, и смотреть, честно говоря, было не на что. Те же горы, покрытые лесом, свозь который местами прорвались голые вершины скал, а над ними все то же грязное пасмурное небо. Но общая радость команды невольно передалась и Сомову и даже суровому капитану, который приказал выдать всем матросам по чарке вина. Все свободные от дел моряки с ликованием устремились вслед за бочонком с хмельным напитком в кубрик, а вахтенные матросы проводили их завистливыми взглядами.

В кубрик набилось такое огромное количество народа, что Виктора зажали в углу на рундуке и не давали закончить работу. Несколько раз Сомова просили поиграть на гитаре и предлагали выпить, но лишь отнекивался. Краем уха он слышал, как разговоры перескакивают с одной темы на другую, а потом речь пошла о кораблях-призраках. Тогда Виктор отложил работу для Преана в сторону и второпях набросал текст песни «Летучий голландец», слышанный им в исполнении Лермана. И когда его в очередной раз его попросили сыграть он не стал отказываться и пробрался в центр кубрика. Матросы оживились, раздвинулись, освобождая место за столом, и передали гитару.

– Сотни лет тому назад, – начал предысторию Виктор своим хриплым низким голосом, – альтийский капитан взял на борт молодую пару. Капитану очень понравилась девушка, он убил ее суженого, а девушкой попытался овладеть силой, но она вырвалась и бросилась за борт. Затем огибая мыс Бурь, корабль попал в ужасный шторм. Матросы стали роптать и предлагали переждать непогоду в спокойной бухте. Капитан убил всех недовольных и поклялся, что никто из команды не ступит на берег, пока они не обогнут мыс, даже если для этого потребуется вечность. Этим он навлек на свое судно страшное проклятье. С тех пор его корабль с черными парусами и мертвыми неуязвимыми матросами бороздит волны океана. И никто из команды не может сойти на берег и горе тому, кто встретит эти черные паруса в открытом океане.