Виктор перехватил удобнее гитару, прошелся по струнам перебором и, поначалу грустно и негромко, но постепенно повышая голос и напряжение запел:

Каждый день, отправляясь в плавание

По морям, свозь ветра и бури,

Я мечтаю о тихой гавани,

Где б мои корабли уснули

И о пристани в синих сумерках,

Где огни угольками рдеют,

Где не верят тому, что умер я,

Где все время ждут и надеются…

И повторил припев с хриплым надрывом, вкладывая в него всю свою боль и отчаяние:

Где не верят тому, что умер я,

Где все время ждут и надеются…

Он бил по струнам все сильнее взвинчивая себя и слушателей, и не узнавая свой низкий и хриплый голос, а когда закончил последний куплет, и затихли звуки струн, в кубрике наступила гробовая тишина. Стало слышно, как жалобно скрипят доски бортов и мощно ударяют волны в форштевень.

– Ну, ты, Седой, даешь. У меня мурашки по коже от твоей песни, – первым очнулся от наваждения и нарушил мертвое молчание боцман, – Вот это ты нагнал на нас жути. Какая странная песня. Ни начала нет, ни конца. Откуда ты только ее взял?

Виктор пожал плечами. Он понимал, что его песня разительно отличается от того что пели местные барды, где события происходили с завязкой, развитием сюжета и заканчивались либо смертью героя, либо «жили они долго и счастливо». Для этого он и рассказал историю летучего голландца словами, перед тем как петь, иначе бы матросы его вообще не поняли.

– Жуткая песня, аж в самое нутро проникает, – боцман протянул чашку: – Налейте-ка мне вина. И Седому налейте! Полную!

После слов боцмана все загомонили и зашевелились, разливая вино и делясь впечатлениями от необычной песни. Виктор пригубил кислое вино и задумался. Во-первых, он не узнавал своего голоса, настолько низко тот звучал, и хрипота не мешала, а наоборот дополняла тембр, во-вторых он сам был потрясен тем эффектом, который произвела песня. Он даже не представлял, что отважных мореходов может что-нибудь напугать, но ведь они действительно испугались. Просто чертовщина какая-то.

– Давай-ка что-нибудь веселое, Седой, а? – попросил боцман, – Не то боюсь, что команда от страха не уснет ночью.

Шутка боцмана вызвала несколько неуверенных смешков и напряжение, вызванное песней, стало спадать.

– Да я только одну веселую знаю, – сказал Сомов.

– Но точно веселую? – недоверчиво спросил кто-то из молодых матросов.

– Точнее не бывает, – улыбнулся Виктор и заранее извинился: – Только она тоже без начала и конца.

– Ничего, давай пой, – послышались голоса с разных сторон, – но только обязательно веселую.

Сомов провел рукой по струнам, заметил, как напряглись вокруг матросы, и опять наступила тишина.

Эту пиратскую лирическую песню он записал самой первой еще утром и сейчас решил исполнить ее не в стиле автора, а так как однажды ее спел актер Филатов в каком-то фильме. И Виктор начал в бодром темпе и с залихватским весельем:

В ночь, перед бурею на мачте,

Горят святого Эльма свечки.

Отогревают наши души

За все минувшие года.

Когда воротимся мы в Останд,

Мы будем кротки, как овечки.

Но только в Останд воротиться

Нам не придется никогда.

Чем дальше он пел, тем сильнее расслаблялись матросы, и расцветали улыбками лица, понимая, о чем в песне идет речь. А вскоре уже весь кубрик горланил припев хором:

Вот только в Останд воротиться

Нам не придется никогда.

Песня о пиратах вызвала бурю эмоций и нашла отклик в душах простых моряков, которые и сами были не прочь пуститься в свободное плавание за удачей. Виктору налили вина, заставили выпить до дна, после чего со всех сторон посыпались просьбы повторить песню еще раз. А как только Виктор взялся за гитару, в кубрик спустился один из офицеров.

– Вы чего тут разорались? – спросил он не строго, а из любопытства.

Ему наперебой стали объяснять причину не без гордости указывая на Вика и похлопывая его по плечу. Офицер выслушал пояснения и разрешил:

– Ну что ж, пойте, я тоже послушаю.

Виктор ударил по струнам и вскоре небольшой кубрик содрогнулся от десятков нетрезвых голосов:

Когда воротимся мы в Останд

Клянусь, я сам взойду на плаху

Да только в Останд воротиться

Нам не придется никогда.

Утром Виктор проснулся всеобщим любимцем. Чувствуя себя местной корабельной звездой, Сомов начинал понимать Преана. Слава оказалась довольно таки приятной штукой. Каждый матрос старался поздороваться или просто сказать ему что-нибудь доброе. А кок даже приготовил ему персональный завтрак.

– Как у господ офицеров, – хитро подмигнул он Виктору.

О том, что он раб, все или забыли или считали это несущественным. Пожалуй, этот последний день плавания был самым счастливым днем Виктора Сомова в мире Осаны. А корабль уже вошел в русло реки и маневрировал на паровом двигателе медленно, но верно приближаясь к цели путешествия. Завтра утром они должны были прибыть в порт Маркатана.