На случай, если вы не читали – осторожно, спойлер! Один из героев романа погибнет на дуэли, а эти строчки Пушкин написал о его могиле. Картинка выглядит идиллически, правда? Но на самом деле, она дает нам понять, что убитого юношу не смогли похоронить на кладбище. Дуэли были запрещены. Так что родственникам, вероятнее всего, пришлось выставить произошедшее как самоубийство. Спишите с доски фактуру, а потом давайте почитаем отрывки по ролям. Кто возьмет Татьяну?

Мы выныриваем из текста минут за пять до конца урока.

– Все-все, выдыхайте! Загонял я вас? – смеется Тор, сдергивая резинку и заново завязывая волосы в пучок. Спорим, девчонки в экстазе? И даже пятна мела на джинсах не портят картинку.

Тор подтягивает к доске стул и ставит спинкой вперед. Садится, широко расставив ноги, а затем рассеянно потирает шею.

– Есть у меня одна идейка… Скорее всего, вы не в курсе, но в свое время я окончил режиссерские курсы. Литература меня переманила, но… мы поговорили с Алексеем Васильевичем, директором, и решили, что будет неплохо поставить «Евгения Онегина» здесь, у нас в школе. Я про спектакль. Возможно, не целиком, отрывки, но это все равно круто, правда же? Девятые и одиннадцатые классы слишком заняты подготовкой к ЕГЭ и ОГЭ, а вот у вас есть все шансы. Пока у меня никакой конкретики, просто хотелось поделиться, прощупать почву… Но на следующем уроке обязательно обсудим детали. Думайте пока, есть ли у вас в принципе такое желание. Всем спасибо, все свободны!

Словно дождавшись его прощальных слов, звенит звонок. Класс наполняется шуршанием, болтовней, суетой. Даже я чувствую странный подъем, хотя совершенно точно ни при каких условиях не собираюсь выступать.

Я быстро складываю вещи в рюкзак и выбегаю из класса одной из первых. Мне надо многое обдумать: про шапку, Егора, Андрея, Оксану… И про себя.

– Давайте-давайте, инвалиды!

Макарыч свистит, подгоняя нас, и мы снова бежим по кругу. Нестройный топот ног, квадраты света на полу, чей-то смех, болтовня… Меня вдруг пронзает острое чувство дежавю, но я быстро из него выныриваю – спасибо Марине, которая ставит подножку. Едва не упав, я нелепо размахиваю руками, что доставляет моим одноклассникам несколько мгновений чистой, незамутненной радости.

Егора сегодня нет, а Оксана сидит на скамейке запасных. Макарыч хмуро посматривает на нее, но бегать не заставляет. Хех, он до смерти боится фразы «критические дни»! Так что, если прижать руки к животу и сделать страдальческий взгляд, без разговоров окажешься на скамейке. Кое-кто из девчонок пользуется этим по нескольку раз за месяц, но Макарыч еще никого не раскусил. Может, он вообще нас не различает?

Мои пятки гулко ударяются о пол, а синяя челка полупрозрачной занавеской колышется перед глазами. Мне нравится, что это послание, которое никому, кроме меня, не прочесть.

Андрей бежит далеко впереди: мы словно на двух концах одной прямой, пересекающей спортивный зал. Я в точке А, а он в точке Б… Андрей двигается легко, размашисто, свободно. Лера рядом с ним изо всех сил пытается казаться непринужденной, но щеки у нее краснющие. Наверное, совсем запыхалась, пытаясь от него не отстать. Ужасно, но мысль об этом доставляет мне капельку злорадного удовольствия. Уф, Боженька, я перехожу на темную сторону?

Мы делаем упражнения на растяжку и наконец добираемся до каната. Меня почти трясет от нервного возбуждения, да и другим девчонкам вокруг не по себе. Мы глупо хихикаем и без конца трогаем волосы, будто правильная прическа – верный способ забраться на канат. Только Лера спокойна. Она сама вызывается первой.

Ее руки легко подтягивают стройное тело вверх, а голые ноги крепко обхватывают шершавый канат. Вообще, никто не запрещает девочкам ходить на физру в спортивных штанах, но Лера даже зимой носит короткие черные шорты. И футболку настолько узкую, что видна впадинка пупка.

– Отлично, Соколова, спускайся! – кричит Макарыч.

Лера соскальзывает вниз и, улыбаясь, подходит к Андрею. Интересно, о чем они говорят? И почему ей все время нужно трогать его? Вот опять – как бы невзначай вцепилась пальцами в сильное плечо и не отпускает. Я вдруг замечаю, что Лера немного выше Андрея – сантиметра на три-четыре.

– Матюшкина! Стародуб! Иванова!

Очередь становится все короче, а я нервничаю все сильнее. Не то чтобы мне впервой прилюдно позориться: вообще, у меня черный пояс по нелепым ситуациям. Но быть в центре внимания примерно так же приятно, как прыгнуть в кипяток. Особенно сейчас, когда дурацкая рука Леры лежит на плече у…

– Мацедонская! – выкрикивает Макарыч, с трудом подавляя зевок.

Ноги подгибаются, словно кто-то пнул меня под коленки. Я задерживаю дыхание и иду к канату, стараясь выглядеть уверенной. Подтягиваю рукава толстовки и с удивлением замечаю, какие бледные у меня руки. Уже и не помню, когда в последний раз надевала что-то с коротким рукавами.

Я сглатываю и пытаюсь мысленно себя успокоить, но мантру «какая-разница-что-подумают-другие» прерывает ехидный голос:

– Ставлю сотню, что у нее не получится. Даже до середины каната.

– Соколова, – одергивает Леру Макарыч.

– Принимаю ставку, – хмыкнув, шепчет Арсений.

Смешки и покашливания похожи на рябь на воде. Вроде ничего серьезного, а лодка от них раскачивается…

Мне не нужно даже оборачиваться, чтобы понять, чем заняты мои одноклассники: делают ставки и надеются, что я даже большая неудачница, чем они думают. Кое-кто достает телефон и начинает снимать. Я надеюсь, что Макарыч их одернет, но он только подгоняет меня нетерпеливым движением.