Андрей опустился на клеенку и тяжело откинулся на хозяина, опустив руки в таз. Вода была теплой. В руке у господина появился скальпель. Андрей вздрогнул.

«Не бойся. То, что сейчас происходит, куда менее страшно, чем то, что начнет твориться с тобой через пару дней, если мы сейчас этого не сделаем».

Господин легко коснулся скальпелем его руки. Андрей почти ничего не почувствовал, только в воде заклубилась кровь.

— Георг, ну я же просил!

Андрей поднял голову. На пороге стоял Себастьян.

— Это уникальный случай. Неравномерное внешнее облучение. Последнее исследование датировано 1960 годом! Мне надо посмотреть.

— Смотри!

— Не смей уничтожать такой экспериментальный материал!

— Это не экспериментальный материал! Это мой дери. И я имею право прервать его жизнь, когда сочту разумным.

— Это не разумно!

Больше Андрей ничего не слышал: Иные перешли на ментальное общение.

Наконец, он почувствовал, что Себастьян вынимает его руку из воды и перевязывает рану. Георг проспорил.

— Я уже начал, — устало вслух сказал Георг.

— Это еще не опасно. Все равно надо делать переливание крови.

— Себастьян! Ты же лучше меня знаешь, что это бесполезно!

— Зато интересно, — холодно заметил Себастьян.

— Лучше бы потратил медикаменты на тех, кому они могут помочь!

— Это исследование, возможно, куда ценнее, чем жизни дери, которым могут помочь медикаменты.

— Ладно, — бросил Георг своему дери. — В конце концов, ты сам это с собой сотворил.

— Умываешь руки, Пилат? — усмехнулся Андрей.

Георг отвернулся и вышел из палатки.

Потянулись страшные однообразные дни. Себастьян всегда был рядом. Инъекции, анализы, переливания крови. Он почти не разговаривал с Андреем. Экспериментальный материал! Что с ним разговаривать?

«Себастьян, Георг придет навестить меня? Где он?»

«Георг занят».

Стандартный разговор. И ничего больше.

Иногда заходил Эмиль. Приносил еду. Но есть не хотелось. Желудок все равно ничего не принимал, извергая назад обоими путями. Андрей качал головой, и бывший отщепенец, смущаясь, съедал порцию сам. Андрей смотрел на мальчишку с усталой полуулыбкой и только пил. Воду, чай, любою жидкость. Лишь бы побольше. Жутко хотелось пить.

Эмиль весело болтал, пересказывая истории из своей жизни и события последних дней. А что ему еще оставалось? Андрей говорил трудно и медленно. Вот бы сейчас общаться мысленно. Он бы делал это легко и с удовольствием. А произнесение слов теперь было тяжелой работой. Но Себастьян с ним не разговаривал, Георг закрывался всякий раз при попытке выйти на связь, а Эмиль был низшим. Двое низших не могут общаться друг с другом мысленно без посредничества ваби или товаби. Наконец, Эмиль уходил, наскучив собеседником, который выдает по слову в минуту.

Два больших красных ожога растеклись по телу Андрея в районе груди и бедра и болели. На третий день боли стали нестерпимыми. Даже Эмиль высидел не больше пятнадцати минут у постели больного. Какая радость от собеседника, который все время стонет?

В эту ночь он не спал. Боль не давала забыться. Себастьян взял очередной анализ крови, потом провел неврологическое исследование, проверил рефлексы. Андрей вопросительно посмотрел на него.

— У тебя начинается отек головного мозга, — спокойно сказал Себастьян.

«Значит, я забудусь? Я больше ничего не буду чувствовать?»

— Не обязательно.

«Дай же мне что-нибудь обезболивающее! Вколи мне какую-нибудь гадость!»

— У нас дефицит лекарств.

«Тогда какого черта! Отдай меня Георгу! Он меня убьет».

— Нет.

«Георг!.. Георг!.. Георг!..»

На следующий день на коже груди и бедра появились прозрачные пузыри размером со сливу. Себастьян удалил стенки пузырей и наложил асептическую повязку. Стало еще больнее.

Иной установил капельницу.

«Что ты в меня льешь?»

— Питательный раствор. Всего лишь. И кровь.

«Зачем? Лучше обезболивающее. Себастьян! Хоть грамм».

Боль! Боль! Боль! Андрей уже не стонал, он кричал в голос, когда Себастьян, наконец, сделал ему укол обезболивающего. Когда сервент чуть пришел в себя, и боль отошла, он увидел рядом со своим мучителем Георга.

«Георг, это ты его уговорил? Спасибо».

«Это было необходимо».

Лекарства хватило примерно на полчаса. Потом все началось сначала. Сознание как назло оставалось ясным, как стеклышко. Он все видел, все понимал, все чувствовал.