– Получите! – сказал он юбилейным голосом. – Я вас освобождаю от карающего дамоклова меча. Теперь он в музее пролетарских интеллектов. Можете спать спокойно и не щелкать зубами.

Минут пять, а может, и больше после ухода Бендера счастливый обладатель партбилета сидел за своим столом, тупо уставившись на святую красную книжицу. Наконец, его прорвало: – Нашелся? Нашелся! О, какое счастье! Ведь так? Так! Это уму не постижимо!

Последние слова оказались пророчеством. Или предчувствием. Ираклий Давыдович затрясся всем телом, затем засмеялся от радости, потом зажмурил глаза, в следующую секунду у него зашевелились кустики в ушах и он выжал из себя еще один душераздирающий вопль:

– Большое душистое спасибо товарищу Бендеру! Я теперь счастлив! Ведь так? Так!

Он начал бегать по кабинету, запрыгивать на диван, подпрыгивать на нем до потолка, становиться на колени, дико махать руками и молиться, молиться, молиться. Потом, ему вдруг одновременно захотелось плясать, кататься по полу и лизать янычарские пятки сына турецко-подданного. Но Остапа не было. Тогда партиец встал и начал кружить по кабинету, подобно Одилии в балете Чайковского "Лебединое озеро".

– Ведь от тайги до британских морей я счастлив! Слава товарищу Бендеру! Слава партии! Слава всем!..

Постепенно речь счастливца становилась все путанее, все бесмысленнее. Ираклий Давыдович непонятно зачем начал затравленно озираться. Кожа его лица приняла холерный оттенок, а само лицо скривилось судорогой. Изо рта изрыгалась пена. Глаза стали мутными и безумными. В уме что-то сдвинулось и партиец заржал. Никакой иронии. То, что вырвалось изо рта Ираклия Давыдовича походило на лошадиное ржание, которое вскоре сменил истерический смех! На эти ржание и смех в кабинет сбежались сослуживцы.

Карета скорой помощи с лакированными дверцами и жирными красными крестиками по бокам долго ждать себя не заставила. Плечистые и кругломордые санитары из немешаевского "желтого дома" появились как раз перед очередным оглушающим криком:

– Я его нашел, товарищи! Нашел, вы понимаете, нашел?! О, как я счастлив!

Санитары взяли счастливца под мышки и поволокли его в машину.

Дом скорби, немешаевская клиника для умалишенных, располагался на углу улицы Свердлова (бывшая Купеческая) и переулка имени Клары Цеткин (бывший Лошадиный) и представлял собой строение в два этажа с рельефной корабельной резьбой и желтой крышей, выгнутой бочкой. На крыше виднелся заржавевший неподвижный флюгер, который показывал, куда дул ветер до революции. Второй этаж клиники занимали буйно помешанные. Первый был предоставлен лицам с маниакально-депрессивным психозом, психопатизацией личности, а так же маршалам, мичманам, вождям мирового пролетариата и простым гражданам-симулянтам. Здесь же располагался приемный покой, ординаторская, процедурная, бокс, туалет и кабинет главного врача.

Суржанского поместили в небольшую палату на втором этаже. В палате было три койки, столько же ночных столиков, одна белая накрахмаленная штора и двое пациентов с манией величия. Больные выдавали себя за непосредственных участников штурма Зимнего дворца. Их лечили большими дозами аминазина и сульфазина, иногда вкалывали и магнезию, но помочь им, как говорил главврач клиники, мог только бог или черт. Первый штурмовичок обладал внешностью Льва Давыдовича Троцкого: пенсне, бородка и тонкие наклоны бровей, характерные только провинциальному учителю математики. Другой совмещал в своем лице копию молодецкой хари легендарного большевика Антонова-Овсеенко и красные глаза местного алкоголика Берендея Зареченского.

Ровно в десять утра в палате появился главный врач клиники профессор Мешочников Авдей Эммануилович. Это был седоватый, но еще полный свежести старичок, с круглыми голубыми глазами и весьма интеллигентными манерами. Лицо его имело некоторые оттенки упитанности и было начисто выбрито. В скобках заметим, что в свое время у ларька "Пиво-водка" именно об этом самом Мешочникове рассказывали забавный анекдот: "Приезжает как-то в немешаевский Дом скорби комиссия РКК. Спрашивают у Мешочникова: "А почему это у вас по коридорам психи с рулями от авто бегают?" – "Что, все?" – удивляется главный врач. "Все", отвечают ему. Тогда Мешочников достает из сейфа руль и в ажиотаже восклицает: "Поехали, проверим!" Но все это были сплетни немешаевской шушеры. На самом деле Мешочников был здоров, как бык.

Профессор сел на белый табурет и ласково поманил к себе новенького.

– Что с вами, голубчик? – по-отечески спросил он и значительно пошевелил бровями. – Ишачок заел или ротик по ночам зажимает?

– Я не сумасшедший, доктор, я просто самый счастливый на свете человек! Вы и вообразить себе не можете, как я счастлив!

Понимаете, в четверг утром, вы помните, тогда еще снег шел, хороший такой снег – он был.

Профессор ласково улыбнулся. Глаза его, приняв цвет морской волны, ярко сверкнули душещипательностью.

"Диагноз ясен: или типичная шизофрения, или парафренный бред", – подумал профессор, а вслух, покачав головой, спросил: – Кто был? Снег?

– Да нет же! Партийный билет. Я его потерял как раз в четверг утром, – поспешно сказал Суржанский. – А теперь он нашелся. Это ж какое счастье, доктор! Ведь так? Так.

– Вы не волнуйтесь, голубчик, – сказал профессор спокойным голосом, поглаживая больного по голове. – Мы вас вылечим, и вы будете совершенно счастливы. Вам здесь будет хорошо. Питание у нас здесь, голубчик, сладостное. (Тут он сверкнул глазами.) Правда, филейчиками из дроздов кухня нас не балует. (Тут он качнул головою.) Спиртного то ж не употребляем-с, но вот кашку-с манненькую на завтрачки – всегда пожалуйте! (Тут он выпучил глаза.) И добавки до безмерности.