Шрифт:
– Если вы желаете говорить с глазу на глаз, боюсь, нам придется выйти, – сказал Марк Адамбергу.
– Не стоит, – ответил тот.
– Ваше дело связано с чумой, комиссар?
– Вернее, со знатоком чумы.
– Тем, кто рисует эти четверки?
– Да.
– Это связано со вчерашним убийством?
– А как по-вашему?
– По-моему, да.
– Почему?
– Из-за черных пятен на коже. Но четверки служат, чтобы защищать от чумы, а не насылать ее.
– И что из этого следует?
– А то, что, как я предполагаю, ваша жертва не была защищена.
– Так и есть. Вы верите в силу этой цифры?
– Нет.
Адамберг посмотрел Вандузлеру в глаза. Похоже, тот говорил искренне и даже слегка обиделся.
– Верю не больше, чем в амулеты, кольца, бирюзу, изумруды, рубины и множество других талисманов от чумы. Они, конечно, стоят гораздо дороже, чем простая четверка.
– Для защиты от чумы носили кольца?
– Те, у кого было достаточно средств. Богатые реже умирали от чумы, сами не зная, что защищали их толстые стены их домов, где не было крыс. Гибли главным образом простые люди. Потому так и верили волшебным свойствам драгоценных камней – бедняки не носили рубинов и умирали. Самым могущественным считался алмаз, в нем видели самую сильную защиту: «Если носить алмаз на левой руке, он убережет от любых несчастий». Отсюда у богачей пошел обычай в знак любви дарить своей невесте алмаз, чтобы уберечь ее от беды. Обычай остался, но уже никто не знает его смысла, как никто уже не помнит значения четверок.
– Убийца помнит. Где он мог об этом узнать?
– В книгах, – ответил Марк, нетерпеливо махнув рукой. – Если вы расскажете мне, в чем дело, комиссар, может быть, я смогу вам помочь.
– Сначала я должен спросить, где вы были в понедельник около двух часов ночи.
– В этот час произошло убийство?
– Около того.
Медэксперт говорил про половину второго, но Адамберг решил увеличить срок. Вандузлер зачесал свои жесткие волосы за уши.
– При чем тут я? – спросил он.
– Извините, Вандузлер. Мало кому известно значение четверки, очень мало.
– Все правильно, Марк, – вмешался Вандузлер-старший. – Это его работа.
Марк с раздражением отмахнулся. Потом встал, взял швабру и стукнул один раз в потолок.
– Сигнал для святого Матфея, – пояснил старик.
Все замолчали, слышался только стук посуды, которую мыл Люсьен, не прислушиваясь к разговору.
Через минуту вошел высокий, очень широкий в плечах блондин, из одежды на нем были только свободные холщовые штаны, подвязанные веревкой.
– Звали? – негромко спросил он.
– Матиас, – сказал Марк, – чем я был занят в два часа ночи в понедельник? Это важно, никому не подсказывать!
Матиас на мгновение задумался, нахмурив светлые брови.
– Ты вернулся поздно и принес с собой глажку, это было часов в десять. Люсьен тебя накормил, а потом ушел к себе вместе с Элоди.
– Эмили, – обернувшись, поправил Люсьен. – Просто немыслимо, неужели трудно вбить себе в башку ее имя!
– Мы сыграли две партии в карты с крестным, – продолжал Матиас, – он выиграл триста двадцать франков и ушел спать. Ты остался гладить белье мадам Булен, а потом мадам Дрюйе. В час ночи, когда ты складывал доску, ты вспомнил, что завтра тебе нужно отнести две пары простыней. Я тебе помог, и мы вдвоем выгладили их на столе. Я гладил старым утюгом. В половине третьего мы закончили и упаковали каждый комплект отдельно. Когда мы поднимались к себе, встретили крестного, который шел пописать.
Матиас поднял голову.
– Он изучает древнейшую историю, – отозвался Люсьен от мойки. – Он всегда точен, можете ему доверять.
– Я могу идти? – спросил Матиас. – Меня склейка ждет.
– Да, – сказал Марк. – Спасибо.
– Что за склейка? – спросил Адамберг.
– Он склеивает куски кремния эпохи палеолита в погребе, – объяснил Марк.
Адамберг кивнул, ничего не понимая. Зато он понял, что с помощью пары вопросов ему не постичь, как устроен этот дом и чем заняты его обитатели. На это ушло бы много времени, а он здесь не за этим.
– Конечно, Матиас мог и соврать, – сказал Марк Вандузлер. – Но если хотите, расспросите нас по отдельности про цвет белья. День он не мог передвинуть. В то утро я забрал белье у мадам Туссен в доме двадцать два на авеню Шуази, можете проверить. Днем я его постирал и высушил, а вечером мы его выгладили. На другое утро я его отнес. Две голубые простыни с ракушками и две бежевые, серые с изнанки.
Адамберг кивнул. Безупречное домашнее алиби. Этот парень знает толк в белье.
– Хорошо, – сказал он. – Сейчас я все объясню.
Поскольку говорил Адамберг медленно, то на рассказ о четверках, глашатае и вчерашнем убийстве у него ушло двадцать пять минут. Дядя и племянник внимательно слушали. Марк часто кивал головой, словно подтверждая ход событий.
– Сеятель чумы, – сказал он, – вот с кем вы имеете дело. И защитник от чумы в одном лице. Следовательно, этот тип считает себя ее повелителем. Такое уже случалось, но зачастую сеятели были вымышленными, и таких были тысячи.
– Как это понимать? – спросил Адамберг, открывая блокнот.