Первым шел танк с десантом, за ним бэтээр, следом, пешим ходом, бойцы бригады. Таиться и дальше смысла не было, поэтому двигались открыто, с включенными фарами, тем более, уже окончательно стемнело. К сожалению, ехать приходилось на минимальной скорости, не позволяя морским пехотинцам отстать. Хорошо хоть «Юнкерсов» можно не опасаться, ночью они не летают, а легких ночных бомбардировщиков вроде наших По-2 у фрицев нет. Так что задумка Степана насчет флагов на башнях не пригодилась (флагов, к слову, так и не нашли).

И вот тут на Алексеева в очередной раз накатила не то накопившаяся за день усталость, не то очередная волна тяжелого «отходняка»…

Война мало похожа на точную науку, точнее — вовсе не похожа. Война — это бесконечная импровизация, в зависимости от опытности командования приносящая победу или поражение. Можно достаточно точно предугадать действия противника в целом, но даже самый гениальный стратег не сумеет предвидеть, как поведет себя в критической ситуации какой-нибудь условный комбат. И как в конечном итоге отразятся его действия на общем ходе сражения…

Примерно так вышло и в этом случае. Морские пехотинцы собирались ударить с тыла по окружившим плацдарм у Станички гитлеровцам, прорвать оборону, как надеялся Степан, пока еще не налаженную в должной мере, и соединиться с бойцами майора Куникова. И они почти дошли — впереди, буквально в паре километров, уже можно было рассмотреть зарево, отбрасываемое на низкие тучи запускаемыми немцами осветительными ракетами. Изредка доносилась редкая ружейно-пулеметная канонада или отдельные взрывы — обе стороны вели беспокоящий огонь. С наступление темноты фрицы с румынами прекратили безуспешные попытки выдавить русских с захваченных позиций, занявшись стягиванием сил для утреннего удара, как они надеялись — последнего и окончательного.

Вот как раз на эти самые «стягивающиеся силы» сводная бригада и напоролась. Ну, как напоролась? Просто за очередным поворотом внезапно обнаружилась застывшая на обочине длинная, единиц в десять, возможно, даже больше, колонна тентованных грузовиков, многие — с пушками на прицепе. Обрадованные остановкой пехотинцы топтались рядом, перекуривая. Моторы водители не глушили, собираясь продолжить движение. Неторопливо приближающийся «Стюарт» гитлеровцев не всполошил. Танк двигался с включенными фарами, поэтому его приняли за своего — облепившие бронемашину морпехи видели, как фашисты приветственно поднимали руки и что-то кричали. Видимо, решили, что командование перебросило им в поддержку танки, и искренне радовались этому факту. Каски на головах десантников их тоже не насторожили — в темноте, размываемой лишь неяркими лучами фар, их легко принять за румынские. Тем более, следом шел привычный Sd.Kfz.250, не узнать который было сложно даже в таких условиях.

Если бы командир танка в этот момент приказал мехводу остановиться, все могло бы выйти куда хуже. Однако младший лейтенант Паршин, хоть и откровенно обалдел от увиденного, решил импровизировать. Раз фашисты ничего не заподозрили, нужно потянуть время, позволяя идущим пешим шагом бойцам приблизиться к грузовикам — так им будет куда проще их неожиданно атаковать. И поэтому ленд-лизовский М3, как ни в чем не бывало лязгая траками, продолжил движение, что в конечном итоге и решило исход пока еще не начавшегося боя. Пристроившийся следом бронетранспортер — тоже. Правда, по несколько иной причине: сидящий за штурвалом морпех со своего места просто не видел противника — вражеская колонна заняла правую обочину, а особым обзором водительское место похвастаться не могло. Занимавший соседнее сиденье Кузьмин уже понял, что происходит, однако останавливать машину тоже не торопился, разгадав замысел Паршина. Да и поздно уже было что-либо менять…

Нагнав колонну и прокатившись мимо второго по счету грузовика, младлей подумал, что хорошего понемногу. Да и фрицы провожали танк и облепивших его бойцов все более и более удивленными взглядами — разглядели, наконец, что боевая машина не слишком-то похожа на привычные панцеры, угловатые и приземистые.

И младший лейтенант, мысленно пожелав самому себе удачи, на миг высунулся из люка, заорав:

— Десант, к бою! Спешиться! Бей фрицев!

С лязгом захлопнув створку, он развернул башню в сторону ближайшего грузовика и выстрелил с ходу: промахнуться с расстояния в несколько метров невозможно. Тридцатисемимиллиметровая пушка звонко бахнула, всадив осколочный снаряд точнехонько в водительскую дверь. Кабина вспухла, брызнув фонтанами стеклянного крошева, ударная волна вырвала изрешеченные осколками дверцы, вздыбила крышу; мгновением спустя полыхнул бензобак, превращая тупорылый «Опель» в огненный факел. Полетела под ноги стреляная гильза, в ноздри ударил кислый запах сгоревшего пороха, заряжающий, не дожидаясь приказа, пихнул в казенник новый патрон. Довернуть башню, чуть опустить ствол, выстрелить. Снаряд пробил задний борт следующего грузовика, взорвавшись внутри кузова. Сорока граммов тротила вполне хватило, чтобы превратить остроконечный корпус М63 в десятки смертоносных осколков. Изодранный брезентовый тент снесло в сторону, автомобиль грузно качнулся, проседая на пробитых скатах.

— Вперед! — севшим от волнения голосом скомандовал Паршин мехводу. — Дави сволочей, сталкивай с дороги!

Двенадцатитонный «Стюарт» по касательной ударил в борт нового грузовика, смял крыло, спихнул в неглубокий кювет. По броне звонко щелкали пули опомнившихся фашистов, но легкий танк уже рвался дальше, тараня следующую автомашину. Скрежет сминаемого металла перекрывал даже рев двигателя и грохот танковых пулеметов, и спаренного с пушкой, и курсового. Узкие гусеницы что-то — или, скорее, кого-то — вминали в грунт, танк раскачивался, приподнимаясь и проседая вниз. В затянувшем шоссе сизом дыму мелькали фигурки разбегающихся гитлеровцев, многие из которых падали, сраженные то ли выстрелами вступивших в бой морпехов, то ли пулями бьющих длинными очередями «Браунингов». Упавших мехвод, понятное дело, не объезжал — не до того, на войне, как на войне. Тем более, гусеницы — тоже оружие, порой даже более эффективное против живой силы, нежели пушка или пулемет.

Для младшего лейтенанта Михаила Паршина это был второй бой в жизни.

Первый состоялся вчерашним утром, когда немногие уцелевшие после высадки танки ворвались в Южную Озерейку. Остальные остались там, на расстрелянных болиндерах или узкой полоске пляжа, преодолеть которую им так и не удалось. Сожженные, с развороченными детонаций боекомплекта или прямыми попаданиями немецких 88-мм снарядов корпусами и сорванными башнями, глубоко зарывшимися в почерневший от копоти песок. Тогда уцелели немногие. А из уцелевших — немногие добрались сюда. Его экипаж оказался в числе счастливчиков. Как и еще два экипажа, оставшиеся прикрывать их прорыв к Мысхако. Все остальные ребята или погибли, или перешли в десант. Вот только танкистов не учили пехотной науке, поэтому младлей понимал, что шансов выжить у них мало. И оттого сейчас он должен сражаться за всех, и за живых, и за погибших. Первым нужно помочь, за вторых — отплатить сторицей…