Тут, мне кажется, уместно будет сделать небольшое историческое, а заодно и техническое отступление. Дело в том, что та самая, отлично спроектированная для конкретных условий лодочка, называемая охотничьим челном, так похожая на своих базовских собратьев, но более лёгкая и совершенная, а поэтому так легко уходящая сейчас от нас с Жекой, – была действительно Ворошиловской, построенной по заказу Петра Клементьевича Ворошилова, заядлого охотника, ведущего инженера одного из крупных ленинградских предприятий ВПК и сына бывшего знаменитого советского наркома обороны – Климента Ефремовича.

Хотя к тому времени младший Ворошилов уже жил и работал в Москве, его чёлн оставался на его любимой охотбазе, куда он приезжал иногда из Москвы на спортивном автомобиле «Татра» поохотиться и порыбачить.

А вообще-то, охотничий чёлн – вещь не простая. На нём не гребут вёслами, как на лодке, а толкаются пропёшкой, упираясь ею в дно, одновременно подгребая и руля, поскольку пропёшка – это длинный тонкий шест с лопастью на одном конце и удобной рукояткой на другом. А озеро Раковое такое мелкое, что повсеместно достаёшь пропёшкой до дна. Чёлн – судёнышко низкобортное, но достаточно широкое, запалубленное по бортам, с носа и с кормы. Её средняя, открытая часть, где размещаются два охотника, обрамлена так называемой «закустовкой», – невысоким ограждением, сплетённым из ивовых прутьев и камыша, скрывающим стрелков от зорких утиных глаз. Оборудованный таким образом чёлн, загнанный даже в негустую водную растительность, своей окраской и маскировкой сливался с местностью.

Когда под аккомпанемент начавшейся стрельбы мы, наконец, добрались до центрального плёса, все лучшие места были уже заняты. Везде: – на мысках вдающихся в плёс тростников, в отдельных куртинах куги, растущей посреди плеса и просто на воде в проливе, – всюду виднелись челны. Кончалась первая декада октября, при очень лёгком южном ветре моросил мелкий дождь, за береговые тростники ещё цеплялись последние клочья тумана, и – низко, часто, большими стаями летела черневая утка, в основном саук. [7] Ленинградские охотники любят эту маленькую, стремительную в полёте птицу за её доверчивость и глупость, но стрелять её, крепкую на рану, и добирать подранков на воде – ой, как не просто.

Пришлось нам встать во втором эшелоне, в редком тростнике на краю плёса. Охотники, стоящие на первых позициях, из-за плохой видимости в тумане подпускали налетающие стаи слишком близко, стреляли в упор и часто мазали. Птицы, напуганные стрельбой, начинали набирать высоту, немного теряя при этом скорость, и на самой выгодной дистанции, около двадцати пяти метров, подставляли нам свои белоснежные брюшки. Для Лёши такая стрельба была всё равно, что тренировка на восьмом номере круглого стенда, и он методично отваливал дуплетами от каждой стаи по паре штук, не стесняясь иногда прихватывать боковыми дробинами и третью. Мы с Жекой пытались не отставать, хотя получалось у нас несколько хуже. Так что, когда утренний лёт закончился, у всех нас настреляно было весьма порядочно.

Озеро постепенно пустело, большинство челнов ушло на базу. Лишь кое-где у тростников гремели выстрелы, – это гоняли и добирали подранков. Возвращаться так рано нам не хотелось, мы ещё не наохотились. К тому же, черневая утка, а в особенности саук, дичь не завидная, и представляет скорее спортивный, чем гастрономический интерес.

– Айда в «копилку» – предложил Королюк, – Потолкаем кряковых. Копилкой называли большой южный залив озера, так густо заросший камышом, хвощом и телорезом, что забираться туда рисковали только самые заядлые и настырные охотники. Но там всегда, до самых заморозков держалась кряковая утка, и часто собирались со всех плёсов подранки. Только в этот раз нам не повезло. Натолкавшись пропёшкой до дрожи в руках и взяв всего одного подранка, пришлось повернуть назад, к базе.

Когда мы причаливали, Михаил был на пирсе, поправлял закустовки у сданных челнов. Увидя нас, он улыбнулся и заговорил:

«Ага, добрались, не утонули»…

«Это с чего бы нам было тонуть? – простодушно изумился Жека – на озере тихо, волны нет».

«А с того, – продолжал Миша, – Что уток много настреляли, какой чёлн такой груз выдержит»! Теперь уже улыбались все.

«Откуда такая байка»? – поинтересовался Лёша.

«Да вот, охотники с плёса вернулись и в один голос рассказывают, что поздно, уже «под занавес», приехали трое, да ещё и на Ворошиловском челне, и так начали палить, что утки на них с неба горохом сыпались. Вроде, как про вас, а? Ну, ни дать, ни взять – «Ворошиловские стрелки» – улыбнулся он добродушно.

Остаётся лишь добавить, что эту историю, но уже с захватывающими подробностями, я услышал потом на другой базе. Через год – в Кокорево на Ладоге.

Давно мы с Жекой собирались на Нарвское водохранилище, да всё никак не получалось. И вдруг, туда пригласили на охоту его отца. Он был связан по работе с ЛАЭС, а её руководство имело на охотбазе водохранилища постоянно зарезервированные места. Видимо, оно и решило «угостить» высокое ленинградское начальство хорошей утиной охотой. Мы с Женькой, естественно, напросились. Когда многочисленными телефонными звонками были улажены все подробности и сроки, внезапно выяснилось, что Анатолий Николаевич ехать не может. Но поездку он не отменил, предупредив по телефону, что вместо него приедет сын с приятелем. Меня с Жекой это немного обескуражило, – а не слишком ли? Но всё вышло прекрасно. По дороге, в условленном месте к нам в «Победу» подсел человек с ЛАЭСа, назвавшийся дядей Яшей, и сказал, что довезёт нас до места и «пристроит». Он оказался дядькой весёлым и словоохотливым, так что с разговорами мы не заметили, как доехали до базы.

К сожалению, я не расслышал, что сказал наш проводник егерю, поднявшись на крыльцо, но тот как-то суетливо и неестественно захлопотал вокруг нас. А дядя Яша, подмигнув и улыбнувшись нам заговорщицки, спокойно укатил на попутной машине обратно.

День клонился к вечеру. Погода, до того вполне приличная, стала портиться, и егерь осторожно спросил у нас, – хотим ли мы пойти на вечернюю зорьку. Мы, естественно, хотели. Быстро переоделись, снарядились и, сев в «Казанку», поплыли.

По-моему, все водохранилища похожи друг на друга, особенно в сентябре. И это – напоминало нам наше любимое Верхне-Свирское. Только в серую погоду оно казалось ещё более унылым. До зорьки оставалось ещё немного времени, и Женька спросил – нельзя ли где-нибудь попробовать поохотиться на утку с подхода. Егерь, молча, кивнул и направил лодку к виднеющейся невдалеке зелёной кромке.