Нам не суждено было вернуться на этот хутор, на это озеро. Ни в следующем, ни в дальнейших годах. С озером Перккиярви, моёй охотничьей колыбелью, я распрощался навсегда. В нашей семье произошли катастрофические изменения, слёз было выплакано гораздо больше, чем мною в тот памятный день на берегу, и с мечтой об охоте и собственном ружье пришлось повременить на долгих четыре года.

Любой, даже только начинающий охотник прекрасно знает, что попасть дробью в сидящую на ветке или плывущую по воде птицу не очень сложно. Другое дело сразить метким выстрелом «летючую», как говорит, шутя, один мой приятель, а если ещё и на большой скорости, то – ой, как не просто!

О стрельбе по летящим птицам в охотничьей литературе написано много всего, – и рассказов, и наставлений, где вроде бы всё понятно, пока читаешь. А придёшь на болото или на озеро, увидишь взлетающую из камыша утку, и всё прочитанное из головы как будто тоже улетает. Хочется скорее нажать на курок, пока она ещё близко – бах – и мимо.

Борька Бобров, мой охотничий приятель, как-то сказал мне, что есть такая книжка, называется «Настольная книга охотника-спортсмена», в которой про эту самую стрельбу влёт так всё здорово расписано, что если прочитать раза три подряд… Только жаль, не было у меня тогда ещё стола, на котором должна была лежать эта книга. Хотя, впрочем, и книги самой пока тоже не было, и где её достать мы не знали тоже. Но я уже с гордостью мог произносить прочитанные в другой книге такие умные слова, как: – стрельба навскидку, с поводкой, с упреждением…Я даже, гуляя по улице, старался не упускать из виду пролетающих воробьёв, голубей и ворон, прикидывая, какое упреждение надо делать, если бы в них пришлось стрелять. Но на охоте пока всё было по-прежнему – бах и мимо. Да и стрелял-то я влёт редко, – уж очень жалко было зря тратить патроны.

А теперь, кажется, пора рассказать, что кроме Бориса имелись у меня и другие охотничьи друзья-приятели. Одним из них был Евгений Матвеев или Жека, как звали его потом всю жизнь друзья. Через моего дальнего родственника мы познакомились с ним не так давно. Был он урождённый москвич, но его родителей перевели работать в Ленинград, и таким образом он очутился среди нас. Его отец работал большим начальником в каком-то секретном институте, слыл заядлым охотником и рыболовом и поощрял эту страсть в сыне. Женька был на полгода старше меня, охотился, как он сам выражался, с пелёнок, хвастался своими успехами в стрельбе голубей на подмосковных полях и красочно рассказывал про загадочную вальдшнепиную тягу, – охоту пока для меня неизвестную. Но главное – у него уже была тульская курковая двустволка, и это ставило его как бы чуть выше нас, «одноствольных». А ещё у них с отцом была охотничья собака, курцхаар по кличке Руслан.

Я бывал у Жеки в доме на Приморском проспекте, познакомился с его родителями. Его отец, Анатолий Николаевич, знал про моё увлечение охотой, заводил иногда с нами беседы на охотничьи темы. А иногда в компанию взрослых охотников, его друзей и сослуживцев, брали и нас, молодёжь, – «приучаться».

Это были замечательные поездки, чаще всего на двух автомобилях. В семье Матвеевых была тогда светло-серая «Победа», и Жека уже умел её водить, что являлось его особой гордостью. Выезжали, как правило, под Приозерск в район Мельниково и Севастьяново, где в те, шестидесятые годы, почти не было людей. Стояли там брошенные финские хутора, заросшие сорняками поля, одичавшие сады с ещё очень вкусной разной смородиной Нам почему-то особенно нравилась белая.

В округе находилось множество больших и малых озёр, проток между ними, и повсюду была великолепная рыбалка. В некоторых водоёмах, кроме обычных щук, окуней и плотвы, водились незнакомые мне до этого лини, за что и прозвали мы между собой эти озёра – «линёвыми». Но было там ещё одно интересное озерцо со странным составом рыбьих представителей, – только щука и карась. Но что интересно – щуки там никогда не попадались крупнее килограмма, зато отдельные экземпляры коричневых золотистых карасей «вытягивали» и поболе. Взрослые объяснили нам, что когда-то у финнов здесь было рыбное прудовое хозяйство, где регулировался рост щуки, а та, отбирая слабую, лишнюю молодь карася, создавала условия другим развиваться на хороших кормах. Озеро было сильно заросшее разнообразной водной растительностью, особенно хвощом и элодеей, что в народе зовут телорезом. Неподалёку протекал глубокий ручей, богатый крупными раками, куда с озера заходили и отлично ловились на удочку крупные полосатые окуни. Нам с Жекой очень нравилось это место, и в очередной раз мы напросились именно сюда, хотя возможно, наше желание просто совпало с планами Анатолия Николаевича и его приятеля по охоте.

На этом-то озерке всё и произошло. Да, чуть не забыл! Нас, молодёжи, на этот раз было трое. Третьим был познакомивший нас с Жекой мой дальний родственник Серёжка. Он, мне казалось, и охотой-то ещё не увлекался, но одностволку ему всё-таки дали. Был день открытия утиного сезона. Взрослые выделили нам этот водоём для вечерней зорьки, наказав никуда больше не высовываться, а сами ушли на другое, большое и более богатое дичью озеро. Мы остались одни, и Женька, взяв на себя роль командира, заявил, что пора и нам готовиться к охоте…

Устроились все вместе, выбрав свободный от тростника небольшой очень симпатичный заливчик с укрывистыми кустами и зарослями рогоза вдоль берега. Нашлись и три удобные кочки для сидения. За озером, прямо против нас садилось солнце. Нежно-розовый закат постепенно перебрался с неба на воду, отчего наш залив стал выглядеть ещё прекрасней. Но всё же, на воде чего-то не хватало. И мы знали чего, ждали этого и надеялись…

– А может, ничего и не прилетит, – флегматично заявил Серёжка, – Зря ждём.