— А как Лерой? — спросила я о брате.

Лицо отца озарилось улыбкой.

— Малыш растёт и набирается сил. Он уже пытается вставать на ноги и ужасно сердится, когда они его подводят. Но не сдаётся и пробует снова и снова. Уверен, в скором времени нам всем будет за ним не угнаться.

Мы ещё немного поговорили о малыше Лерое, о доме. Задерживаться надолго я не стала, памятуя о том, что отцу нужен отдых.

За дверьми меня ждала Майя. Ну кто бы сомневался, что она и тут меня найдёт. Девочка выглядела сердитой и слегка встревоженной.

— Ты хочешь от нас уехать? — огорошила она меня вопросом. — А как же я? Как же мы с Эрданом? Ты совсем нас не любишь?

Я даже растерялась от стремительного напора и необоснованности обвинений.

— С чего ты взяла, что я уезжаю? — вопросила строго.

Майя сразу поумерила свой пыл. Перестала метать в меня громы-молнии и, потупившись, еле слышно произнесла:

— Так об этом все говорят.

— В следующий раз, — произнесла я наставительным тоном, — если захочешь что-то выяснить наверняка, не слушай чужие сплетни, а иди сразу ко мне. Ты уже не маленькая, чтобы каждое произнесённое слово принимать на веру. Слугам, видно, заняться нечем, если они выдумывают разные небылицы.

Я злилась, и было с чего. Неприятно было осознавать, что кое-кто в замке по-прежнему желает от меня избавиться.

Как ни странно, моя неприкрытая злость вернула Майе обычное расположение духа. Она вновь превратилась в неунывающую девочку-подростка и, подхватив меня под руку, потащила на занятия к наставнику Керану. В принципе, я была не прочь немного отвлечься от проблем, а заодно пополнить свои знания, но ведь за этим последует урок у Данайи.

Я мысленно застонала. Мне хватило сегодня физической нагрузки, но от Майи так просто не отвяжешься. Придётся идти с ней на тренировку.

Мрачные стены монастыря Святой Бригитты произвели на Люсинду тягостное впечатление. Герцогиня, измученная долгой дорогой, ночёвками на шумных постоялых дворах, непрекращающейся тряской в карете, мечтала поскорее добраться до места. Но когда увидела то убожество, где отныне ей предстоит жить, чуть было не взвыла в полный голос от жалости к себе и ненависти к мужу и его дочери. Именно их она винила во всех своих несчастьях. Жажда мести вспыхнула в ней ярче пламени.

Люсинда ещё не знала, как и когда она сумеет отомстить своим обидчикам, но не сомневалась в том, что этот день непременно настанет. Мириться со своим поражением, женщина не собиралась.

Настоятельница монастыря встретила её неприветливо. Вид спесивой герцогини породил в ней волну злорадства. Не пройдёт и месяца, как от гордой красавицы останется лишь жалкая тень. В монастыре безжалостно расправлялись с теми, кто мнил себя выше других. Грязная работа, холодная келья, полуголодное существование на хлебе и воде — вот лишь малый перечень того, что получали в наказание непокорные послушницы. Для особо упрямых имелись ещё и розги, и карцер с крысами.

Люсинде понадобилось гораздо меньше времени, чтобы дойти до того состояния, когда смерть начинает казаться желанным избавлением от мучений. Но в ней по-прежнему кипела злость. Она то и не давала женщине решиться на последний отчаянный шаг.

В убогой келье не было даже зеркала. Из личных вещей Люсинде разрешили оставить лишь костяной гребень. Правда, волосы пришлось укоротить почти наполовину. Герцогиня не умела самостоятельно за ними ухаживать и к концу первой недели они сбились в жуткий колтун, который проще было обрезать, чем расчесать.

Люсинда догадывалась, что с её внешностью произошли существенные изменения. Достаточно было взглянуть на огрубевшие руки с поломанными ногтями, с шелушащейся кожей и довольно болезненными трещинами, которые время от времени начинали кровоточить, чтобы понять, от её былой красоты не осталось и следа.

Вместо того, чтобы поддаться жалости к себе и ночи напролёт биться в истерике, слёзно умоляя о пощаде, Люсинда начала планировать побег. В её душе ширилось и росло что-то тёмное и неумолимое, наверняка губительное для всего живого. В другое время и при других обстоятельствах, она, быть может, испугалась этой неведомой силы, но сейчас старалась подпитывать её своим гневом, позволяя себе растворяться в ней без остатка.

И вот настал тот день, когда наложенные в детстве печати не выдержали растущего давления и слетели окончательно. Тёмная сила, заключённая в Люсинде с самого рождения, вырвалась на волю. В одно мгновение она преобразила свою носительницу до неузнаваемости.

Не зря говорят, что чёрную ведьму легко отличить от светлой по одному только виду. Некогда приятные черты лица герцогини исказились в жуткой гримасе злобы и презрения. Светлые волосы окрасились в чёрный цвет и зазмеились по спине Люсинды длинными блестящими прядями. Больше не было нужды за ними ухаживать, у ведьм имелись внутренние силы для того, чтобы поддерживать своё тело в идеальном состоянии. Её кожа вновь обрела молочную бледность, а тело стало жилистым и гибким, как у кошки.