Я пячусь, опираюсь на край стола и притягиваю ее к себе, сжимаю ногами узкие бедра.

Запускаю пальцы в растрепанные волосы, склоняюсь к губам, которые малышка раскрывает с жадностью и голодом.

— С поцелуями у нас сложилось, — еле слышно повторяет она. — Хочу их много, много, много…

Провожу языком по ее губам, усмехаюсь, когда она неловко, но с рвением прилежной ученицы ловит его ртом и посасывает.

— Малыш, как ты себя чувствуешь? — Пусть скажет что-то обнадеживающее.

— Чувствую себя достаточно здоровой для… всего. — Все же краснеет, смущается от собственной смелости.

Я целую ее глубоко, цепляюсь языком за язык.

У нее сбивается дыхание.

Ладонью вниз, по животу, который Очкарик втягивает от малейшего прикосновения.

Ниже, до пупка, по лобку.

Между ног, надавливая пальцами на спрятанный за парой слоев ткани клитор.

Она вытягивается, приподнимается на носочки и выдыхает с коротким стоном.

Все, на хер все и всех, пора посмотреть, как она будет кончать от других «поцелуев».

И я даже не хочу ничего в ответ. Лишь бы покричала. Громче, чем в душе. 

Massive Attack — Teardrop

Я чувствую, что она напряжена. Натянута под одеждой и остро реагирует на каждое прикосновение, хоть очень искренне и старательно храбрится. Спешить с ней точно нельзя, потому что Очкарик до сих пор сторонится любого вторжения в личное пространство, а то, что я собираюсь с ней сделать — очень личное и интимное для многих женщин. Не каждая раскрепощенная готова раздвинуть ноги и подпустить мужчину настолько близко, а здесь целая куча комплексов и железобетонная уверенность, что с ней не все в порядке.

Вот, у нас просто затянулась пауза, а малышка смотрит на меня с такой паникой, будто я сказал, что мне хватит этого поцелуя и побежал дрочить на развратное порно.

— Все… хорошо? — Эта ее личная стоп-фраза, уже успел выучить: прячется за нее, когда боится, что что-то идет не так, как в ее голове, в фантазиях, где она сама себе придумала «идеальный секс».

Наверное, все-таки нужно задать это вопрос. Может и не ко времени, но я должен понимать, куда мы собираемся пойти, и хочу, чтобы она тоже это понимала. Будет хуево, если испугается и сбежит из постели. Будет очень-очень хуево для нас обоих.

Я продолжаю держать руку у нее между ног: не глажу и не беспокою, просто обозначаю территорию, на которую собираюсь зайти… ну, почти прямо сейчас. Второй рукой убираю выпавшие из заколки волосы Очкарику за ухо, осторожно ее целую и спрашиваю:

— Малыш, тебя когда-то лизали между ног?

Она распахивает глаза и краснеет быстрее скорости света. Пытается отодвинуться, но я держу ее рукой и ногами. Ни единого шанса ее стыду, ни единого миллиметра между нами. Это не страх сейчас — Йени паникует, что я собираюсь пойти дальше, и все наше романтичное и ванильное разобьется об ее фригидность.

Уебать бы тому придурку, который внушил ей эту херню.

— Нет… — неуверенно, как будто признается, что у нее заразная болезнь, отвечает Очкарик. И вдруг ее рвет, как дамбу: — У меня очень мало опыта. Совсем нет. Я плохая скучная любовница, я не умею делать минет, у меня… очень большие проблемы с проникновением, потому что мне все время очень больно! Я… Со мной скучно в кровати, Антон. Ты… если…

Притягиваю ее за шею, снова целую, проникаю в рот языком и глушу все попытки сопротивляться. Вышвыриваю из ее головы хрень, которая не имеет ничего общего с действительностью. Женщина, которая была со мной в душе, не может быть фригидной и скучной. Просто ей не повезло с мужиками. Конкретно сейчас я бы даже поспорил, что их было-то всего несколько, возможно, не больше двух. А раз Наташка меня «посвятила» в ее проблемы, то бывший был тем еще хуйлом с вялым членом.

Она так пылко отвечает на поцелуи, немного неумело, но даже перехватывает на себя инициативу, что позволяю побыть ее игрушкой: расслабляю губы, закрываю глаза, пока Очкарик прикусывает меня, лижет языком и дышит на влажную кожу губ. Перебирается в уголок рта, кусает там — немного больно, но приятно. И еще ниже, по щеке, до края челюсти, оставляя влажный след.

За затылок прижимаю к себе: крепко, до ее жадного укуса где-то за ухом, до стона мне под кожу, когда снова надавливаю пальцами ей между ног. Через одежду — сильно и немного грубо, чтобы почувствовала. Снова потянулась на носочки, дернулась, переступая с ноги на ноги.

Притягиваю ее голову к себе, заставляю выставить кончик языка и провожу по нему своим.

Мы не целуемся — просто лижем друг друга, пробуем на вкус.

— Так хорошо? — спрашиваю, когда она издает странный долгий вздох.

— Да, — едва слышно в ответ, в мой рот.

— Я хочу лизать тебя между ног, малыш. — Не умею говорить и не люблю, но ей нужно «увидеть», что будет. Увидеть это моими глазами — и захотеть. Чтобы желание потрахаться стало сильнее стыда. — Хочу раздеть тебя, посадить на свой язык и вылизать всю. Хочу губами твой клитор. Хочу чтобы текла мне в рот.