После душа мышцы немного расслабляются, голова перестает пульсировать от переизбытка мыслей, и пока в пару движений привожу в порядок свою щетину, у меня уже есть пара работоспособных вариантов, которые завтра же попробую провернуть.

Когда выхожу из ванной, натыкаюсь на Очкарика. Стоит у противоположно стены и смотрит как-то… ошалело что ли?

— Малыш, что случилось?

— У нас все хорошо? — вопросом на вопрос отвечает она. — Я немного беспокоюсь.

За много лет тесного общения с самыми разными женщинами этот вопрос успел попасть в мой личный топ нелюбимых бестолковых фраз. Потому что никогда не понимал, что женщина хочет услышать в ответ? Что все хорошо? А если это вранье? Или что все плохо — и тогда она с чистой совестью закатит скандал? Когда я был молодым и неопытным, пару раз честно отвечал, что все неплохо, но вот тут, тут и тут… После пары истерик понял — женщина не хочет знать честный ответ. Просто в ее голове что-то переклинивает — ПМС, сломанный ноготь, пятно на любимой блузке, Венера в Меркурии и другая похожая лабуда, которая выливается в желание устроить конфликт на ровном месте.

Обычно, если у меня хорошее настроение, я врубаю классного Антошку и говорю что-то вроде: «Да, у нас все отлично». Если исхожу на говно — могу послать на хуй.

Но Очкарик спрашивает не просто так и не потому что у нее зачесалась пятка. Она пытается прикрыть тревогу улыбкой удобной девушки, но прилагает усилия, чтобы держать уголки губ достаточно приподнятыми.

— У нас все хорошо, — спокойно, держа в уме, какая она замороченная, отвечаю я. — У меня правда завал на работе, я злой и дурной, и меня лучше пока не трогать. Отойду — и все будет хорошо.

Она осторожно кивает.

— Ты говори мне… ладно? — пытается подобрать правильные слова. — Вот прямо с порога: «Йен, меня не трогать». И я буду тихонько ждать, пока ты выдохнешь. Я… не хочу попасть под горячую руку. Испугаюсь, начну разводить мокроту, ты будешь раздражаться.

— Договорились, писательница, буду все тебе говорить.

За последние годы — или вообще за всю жизнь? — это первая женщина, которая говорит: делай со мной вот так, чтобы я не натворила дел.

А ведь это реально охуенно.

Мы делаем по два шага навстречу друг другу.

Все же, пусть меня еще бомбит, абсолютное доверие в ее глазах заставляет притянуть Очкарика к себе, с удовольствием обхватить ладонями ягодицы и потянуть вверх, чтобы живот плотно потерся об член.

Хочу ее — хоть разорвись.

— Антон? — Она стаскивает с волос несчастную заколку. — Пойдем трахаться?

Вот так запросто, практически транслируя мои мысли. Красная и горячая от стыда, но с затуманенным как будто пьяным взглядом.

— Ну слава яйцам, — усмехаюсь я, откровенно довольный.

До спальни отсюда — метра три.

Их можно пройти за пару секунд, упасть в кровать и оторваться друг с другом, как это обычно бывает, когда люди впервые занимаются сексом: с любопытством, огнем, драйвом и особенным вкусом познания новой женщины.

Но с Очкариком все это не будет работать, потому что хоть она и сказала, что хочет и готова, уверен — сбежит, как только почувствует опасность. Есть в ее поведении что-то от дикой кошки: боится любой близости, не хочет подходить на опасное расстояние, но голод толкает вперед. Если перегнуть или поспешить — убежит и закроется в себе.

А мне этого не хочется, потому что сейчас хочется ее, и по фигу, что я голодный и злой после работы, и голова до сих пор пытается «работать на работе».

По шагу за раз, прижимаясь друг к другу, мы сокращаем расстояние до двери.

Очкарик трусливо поджимает губы, когда снимаю с нее очки и роняю на домашние штаны, которые она сама с меня стаскивает. Отстраняюсь, чтобы посмотреть в эти огромные глаза, попытаться угадать, чего она ждет от этого секса?

А, ну на хрен.

— Малыш, ты… точно хочешь? — Я должен это спросить, чтобы она развязала мне руки. Если это не импульс, инициатива будет в моих руках.

Она думает. Несколько долгих секунд, за которые успеваю пожалеть о дурацком вопросе. Не всем женщинам нужно давать шанс одуматься, даже если они замороченные, как эта.

— Точно хочу, — осторожно говорит она. — Только я… У меня правда нет опыта.

Я обнимаю ее лицо ладонями и, кажется, впервые целую так, как это показывают в женских фильмах: просто обхватываю губами ее нижнюю губу, легко посасываю, чувствуя теплое дыхание на коже и ответные неумелые движения.

«С поцелуями у нас сложилось», — почему-то слышу ее голос в своей голове.

И ловлю себя на мысли, что мне хочется целовать ее по-разному, всеми возможными способами, под разным углом, даже если моя голова будет у нее на коленях и я превращусь в манекен для тренировок. Готов отдаться этому замороченному чуду в безраздельное пользование.

— Опыт, писательница, — приподнимаю ее и оставшиеся несколько метров проношу на руках, как фарфоровую куклу, которая может треснуть, если быть с ней нетерпеливым, — не всегда и нужен.

Ставлю ее на кровать, и теперь она смотрит на меня сверху вниз, цепляясь в плечи. Царапает, но сейчас это даже приятно и немного отрезвляет.