– Та — дам!
– я выбрасываю вверх свою руку и принимаюсь кружить по кухне как душевнобольная. Только и знаю, что повторять:"Мы спасены!" и в перерывах между своими возгласами благодарить небеса. Даже Соньку на руки подхватываю, отмечая, что это она только с виду такая тощая. На деле все килограмм двадцать!

– Пап, чего это с тётей Васей?
– она смеётся, пока я выплясываю джигу, а мой бывший муж крутит пальцем у виска.

– Рехнулась. Иди, Сонь, в комнату… В игрушки поиграй. А я твоей тёткой займусь.

– Ладно, - девочка соглашается, но с моих рук слезает неохотно. Даже в дверях на какое-то время замирает, получая эстетическое удовольствие от моего сумасшествия. Видимо, такая Вася пришлась ей по вкусу.

– Рано радуешься, - а вот Максим настроен скептически. Ставит чайник на закипание и садится на свой стул, кивком головы советуя и мне приземлится. Чего это он? Сам же подсказал, где искать!

– Это ещё почему? Всё складывается как никогда лучше - у нас есть Верин адрес!

– И с вероятностью в девяносто девять процентов заявляю, она уже давно там не живёт. Четыре дня минимум. Она ведь на поезде сюда ехала?

Я киваю. И заканчиваю улыбаться. И благодарности небесам прекращаются как-то сами собой… Опять лампочку погасили и призрачный свет перестал ласкать стены длиннющего коридора, ведущего меня в неизвестность…

– Как? Макс!
– шлёпаю ладошкой по столу, и вилка с насаженной на неё котлетой подпрыгивает в тарелке, тотчас приземляясь на пол. А на полу Васька — голодный и незаслуженно общипанный наехавшей на хвост ножкой стула. Хоть поест, а то ни один из трёх купленных мной кормов он жрать не отважился.

– Что Макс? Я просто хочу, чтобы ты понимала - её там может не быть. Не исключено, что она уже, вообще, в другой стране или залегла на дно где-то у нас под носом. Ты же сама говорила, что у неё проблемы.

– Тогда зачем ты про Соньку подсказал…

– Чтобы хоть с чего-то начать. Только прежде, чем срываться и ехать неизвестно куда, нужно включить голову. А то с тебя станется и ты помчишься в Москву первым же поездом.

– Конечно, помчусь! А что ещё остаётся? Сидеть здесь и вместе с тобой ждать ответов из лаборатории? Нет уж, я пас… Возьму отпуск за свой счёт и поеду к сестре. Иначе свихнусь от этой неизвестности…

– У тебя всегда так - ты сначала делаешь, а потом думаешь. Не пробовала хотя бы раз разобраться прежде, чем решишься на очередную глупость?

Это на что это…

– Это на что это ты намекаешь?
– от возмущения я раздуваю ноздри и бросаю коту ещё одну котлету. Так-то, они только для кошки и сгодятся!

– Ни на что, - пожимает плечами, а глаза так и кричат: "Ты и со мной так развелась! Не разобравшись!". Можно подумать, там было в чём разбираться! Вишенки были вполне себе настоящие: с буферами размера четвёртого и когтями длиннее, чем у моего пса. Что ещё оставалось? Выслушать его сбивчивые объяснения, что мне померещилось, и, вообще, они просто прилегли отдохнуть после многочасовой фотосессии? Ага, сейчас!

– Даже не пытайся меня переубедить. Я всё равно поеду, - упёрто стою на своём и складываю руки на груди.
– Только с работой вопрос решу.

– А если твоя Вера вернётся обратно? Заявится, а тебя нет...

– Я Антонине записку оставлю с номером своего телефона... Да, господи, уж лучше так, чем сидеть и гадать, вернётся ли она, вообще!

Для меня эти два дня растянулись в целую вечность, а что будет, если сестра решит вспомнить о своих обязанностях, к примеру, через месяц? Или через год? Я вам скажу - сначала я поседею, а потом умру от стресса в самом расцвете сил.

– Тёть Вась, - я сижу, гоняя по тарелке остывшие макароны, а Соня скромно мнётся в дверях. Ну что ещё? Поворачиваю голову, не в силах произнести ни слова, и молча смотрю на ребёнка, прижимающего к себе голую куклу Марину.
– У меня живот болит. Сильно.

Ну вот! Приехали! С такими темпами умру я не одна - утащу с собой бедного ребёнка, о здоровье которого заботиться никогда не научусь. Я пропащая! Себя-то не лечу, куда мне ещё и Соней заниматься?

– Всё из-за супа твоего, - отыгрываюсь на притихшем Максиме и в сотый раз вцепляюсь в свою гриву, кажется, уже дошедшая до нужной кондиции, чтобы начинать рвать волосы на голове. Что теперь делать?

– Суп-то мой причём? Куриный бульон ещё никому не навредил...

– Нет, это из-за булочек. Я после них в туалет сходить не могу.

– Так почему не сказала?
– встаю, вновь калеча разлёгшегося у моих ног Василия, и с осуждением поглядываю на Некрасовскую копию.
– Тебе язык на что?

– Ну вы же не спрашивали... Тёть Вась, мне мама обычно сироп даёт. У вас есть сироп?

Сироп... Есть белое вино, початая бутылка виски, которую с утра приволок бывший муж, и водка, на случай, если мне всё осточертеет, и я захочу забыться. Она уже полгода стоит запечатанная и, видит бог, если бы не мысли о неминуемом похмелье, я бы давно её приговорила, намешав себе "Русско-американскую дружбу".