– Вот еще! – фыркнула Ирина, – Зачем готовить-то? Я – одна, мне много не надо. В любой самообслуге продается куча салатов и быстрорастворимых супов, нет никакого смысла возиться.

Нина не верила своим ушам. Если бы Ирина осмелилась публично сказать подобное в их родном городке, она покрыла бы себя несмываемым позором на веки вечные. Ни одна женщина в их краях ни за что не призналась бы в таком грехе, как покупка готовой еды.

Длина тамбура укладывалась от силы в три Ниночкиных шага, пройдя его, она очутилась в просторной светлой комнате, служившей одновременно прихожей, гостиной, спальней, столовой, и чем угодно еще – она была единственной. Чистота здесь царила просто идеальная, видимо, Ирина все-таки не растеряла навыков хорошей хозяйки, привитых ей с детства в родительском доме. Шкаф, кровати, раскладной стол, три пластиковые табуретки – все белого цвета, включая стены, ковровое покрытие, занавески и постельные покрывала. На снежные просторы с вершины айсберга-холодильника черным оком циклопа взирал маленький телевизор. Еще одним пятном выделялась высокая ширма, весьма сложной расцветки, совершенно не вписывающаяся в строгую черно-белую гамму комнаты. Обширные, неопределенной формы бурые проплешины на створках закрывали полустертые рисунки, изначальный черный фон едва угадывался. Впрочем, приглядевшись, можно было рассмотреть мужские фигуры в просторных халатах, безмятежно гуляющие под зонтиками.

– Ой, – досадливо махнула рукой Ира, – Глаза бы не глядели на эту рухлядь! Сплошные лишаи да короста! От Лизки осталось, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Эта охламонка уверяла, что ширма антикварная и стоит немалых денег. Что-то плела про фамильные реликвии. Ума не приложу, зачем было переть подобную, я извиняюсь, реликвию, из России. Никак не решу, что с ней делать. Может, она будет смотреться пристойней, если покрасить? Все руки не доходят. Или отнести в старожитництви (антикварный магазин), в мебельную комиссионку или вообще в заставарну (ломбард). А еще лучше не возиться и выбросить.

Пока не нашлось времени избавиться от потрепанного пера, оброненного из хвоста Жар-птицы Лизаветы, ширма использовалась по назначению и прятала за своими шестью створками две свежевыкрашенные в тон белым стенам двери. За первой обнаружились «удобства»: туалет, угловая раковина микроскопических размеров, сливное отверстие в плиточном полу и душ, пристроенный практически над унитазом. Над раковиной висели крошечные полочки, более уместные в доме куклы Барби, там Ирина держала, как она выразилась, «рыльно-мыльные причиндалы». Благодаря приоткрытому квадратному оконцу, на подоконнике которого в глиняных горшочках расположилась зеленая семейка прекрасно ухоженных растений, в «ванной комнате» не витало никаких запахов, свойственных открытым стокам. За второй дверью оказалась кладовка с множеством полок, уставленных коробками. Также здесь помещалась вешалка для верхней одежды, полка для обуви, небольшая стиральная машина, пылесос и разные хозяйственные приспособления.

– Ну как тебе моя берлога?

Несмотря на убогость обстановки, Нине здесь понравилось, и ни капли не смутило, что придется делить на двоих одну комнату. В конце концов, если что-то не устроит, она поищет другой вариант. Или вообще вернется в Пльзень.

Она дала согласие.

– Отлично, – обрадовалась Ира, – Тогда подробности обсудим вечером, я должна бежать. Вот, – она протянула ключ, – это твой. Вдруг захочешь выйти. Как добраться, запомнила? Давай, на всякий случай напишу адрес.

Она подскочила к столу, черкнула пару слов на листочке, – кстати, у дома два номера: красный и синий. Тебе нужен синий, это номер дома по порядку. На красный не обращай внимания, а то заблудишься. Это номер кадастрового реестра, зачем-то они его тоже вешают, только народ путают. Все, я побежала, прости, что спешу, но работа есть работа. Вечером увидимся. Агой! (Привет!)

Ира схватила торбу и убежала. Хлопнула дверь. Ниночка вновь осталась одна.

«Могла бы проявить больше учтивости, прямо такая работящая, что на гостей времени нет!» – она вздохнула и расстегнула сумку. Нужно было обживаться на новом месте.

Следующие дни были заполнены какими-никакими делами. Для истомившейся от безделья Ниночки появившиеся хлопоты были, как глоток свежего воздуха. Она наведалась в Пльзень, стараясь учесть все случаи жизни, собрала вещи. Когда же эта недолгая суета закончилась, она принялась изучать район, в котором предстояло жить.

Здания здесь тянулись сплошной стеной, прерываясь только переулками и отличаясь цветом фасада. С первого взгляда невозможно было разобраться, какая именно дверь приведет во внутренний двор к входу на лестницу, а какие принадлежат конторам, магазинам или ресторанчикам. Последних здесь было великое множество, они попадались на каждом шагу и никогда не пустовали. Район выглядел весьма обжитым, но запущенным, хотя было видно, что властями прилагаются усилия по приведению его в порядок.

Нина обошла магазины, постаралась запомнить, где что продается, набрела на сквер перед двубашенной базиликой, сама не зная для чего, заглянула внутрь, прогулялась пешком вдоль трамвайных путей, прошла под каким-то старинным виадуком и, миновав очередной квартал старых домов, вышла на большую площадь, где располагался вход в метро Флоренс и супермаркет Дельвита. Возвращалась она по другой улице, но никакой разницы не заметила: те же разрисованные граффити фасады старых домов, яркие разноцветные мусорные контейнеры, предназначенные каждый для определенного вида отходов, частые ресторанчики с грифельными досками у входа, где обозначались цены на пиво, вереницы припаркованных машин, строительные леса и телефонные будки. Нина дошла до своей станции метро, зачем-то свернула и через пару кварталов вдруг очутилась перед полукруглой аркой, оказавшейся входом в Карлинский туннель, который соединяет два района Праги – Карлин и Жижков. Эти районы никак не могут прийти к согласию и с момента постройки туннеля оспаривают его название. Каждый считает достопримечательность собственностью своего района, и убежден, что она должна носить именно его имя. Нине туннель показался таким мрачным и страшным, что она не решилась пройти по нему в одиночку.

Первоначально прогулки задумывались с целью поисков работы, например, продавщицы, но перед ней опять встала стена в виде полного отсутствия возможности коммуникации.

С Ирой они виделись только по вечерам, та убегала на работу рано, и старалась не разбудить соседку. По возвращении ее всегда ждал ужин, после которого девушки долго болтали и засиживались допоздна. Для создания уюта Нина зажигала свечи, которых, слоняясь по магазинам, накупила целую коллекцию.

«Прямо как в Москве, – думала она, – там была та же история: ужин со свечами, только таких задушевных разговоров с Петей не получалось».