Во-вторых, девочка, которую обнаружил на трассе три дня назад дальнобойщик, с тех пор не произнесла ни слова. Все это время она находилась в больнице под постоянным наблюдением врачей, и Виктор бывал там ежедневно. Все напрасно, Лиля неизменно смотрела в одну точку мертвым, немигающим взглядом, и лишь изредка по ее похудевшему личику сбегала одинокая слезинка.

Врачи разводили руками – девочка находилась в состоянии глубочайшего шока. Никаких серьезных повреждений у ребенка не было, разве что запястья и лодыжки в ссадинах, из чего Виктор сделал вывод, что Лиля долгое время провела связанной. Вот только где мама малышки, Хотина Анна, первая красавица всего Алтайского края? Но ответ на этот вопрос могла дать лишь ее пятилетняя дочка, которая словно язык проглотила. Отец девочки, Владимир, в буквальном смысле жил в больнице все эти дни, но едва ли его присутствие способствовало улучшению состояния Лили – она не узнавала папу. Владимир сильно осунулся, похудел и практически не спал эти дни, вздрагивая от каждого телефонного звонка. Виктор на его бесконечные вопросы в основном отмалчивался, хотя про себя давно понял, что Анны наверняка уже нет в живых. Он пытался убедить себя в том, что с женщиной могло приключиться что угодно, но истерзанное тело охотника Ставченко, с которого сняли кожу, постоянно всплывало у него перед глазами.

Живодер. Проклятый ублюдок снова выполз на охоту, Виктор был уверен в этом, хотя и не спешил делиться этим со своим патроном. Васильич ничего не хотел слышать про Живодера и лишь при одном упоминании о маньяке начинал неистово материться и плеваться, хватаясь за сердце.

Зазвонил внутренний телефон, и Виктор снял трубку.

«Легок на помине», – подумал он с досадой, услышав отрывистый голос начальника. Судя по интонации, тот был на грани нервного срыва.

– Боков, какие новости?

– Работаем, Семен Васильевич, – коротко ответил Виктор.

– Вижу я, как ты работаешь, б...дь! – взвился Семен Васильевич. – Три дня прошло, а результат как писька у гнома!

«Интересно, откуда он знает, какого размера половые органы у гномов?» – подумал Виктор, а полковник продолжал горячиться:

– Вы меня в гроб вгоните своим угрозыском, едрен-батон! Ни хера работать не умеете, за вас, что ли, все делать?! Как Малышева не стало, вас как мешком по балде огрели, будто контуженые ходите, зато в день зарплаты у кассы первые выстраиваетесь!

Боков терпеливо ждал, когда начальник выпустит пар и скажет действительно то, по какой причине звонил. Но Семен Васильевич не успокаивался, наоборот, покорность оперуполномоченного почему-то еще больше взбесила его.

– Отработал этого... сбежавшего? Как его, Лепетов?

– Так точно. Первая судимость, бежал с сокамерниками за компанию, в колонии характеризовался положительно, – ровно ответил Виктор, разглядывая копию личного дела Степана Лепетова, единственного заключенного, которого до сих пор не нашли. С фотографии на него смотрело открытое мальчишеское лицо с простодушными глазами.

– Это не он, Семен Васильевич, – сказал он, закрывая дело. – Да и статья у него... не он это.

– Он, не он, едрен-батон, – пробурчал полковник, остывая. На том конце провода было слышно, как он вздохнул, потом произнес совершенно спокойным, даже каким-то растерянным голосом:

– Ты, Витя, не злись на меня. Совсем у меня нервы ни к черту из-за этой Хотиной. Вон в газетах уже такое пишут! Сейчас звонили из прокуратуры, сегодня приезжает группа из Москвы, сам министр на контроле это дело держит, видал, докуда бодяга дошла? Вон оно как.

И тут Виктору стало по-настоящему жаль Васильича. Он уже не ставил под сомнение то, что в свете последних событий его начальника рано или поздно спихнут, в лучшем случае на пенсию, в худшем – за несоответствие занимаемой должности. И, кстати, по его душу тоже наверняка пройдутся, ведь с тех пор, как исчез Малышев, де-факто обязанности начальника розыска исполнял он.

– Что делать-то, Витя? – уныло спросил Семен Васильевич. – Мне им даже доложить-то нечего. Ты был сегодня у девчонки?

– Был. Все так же, без изменений.

Полковник снова вздохнул:

– Зайди ко мне после обеда, ладно, Боков? Покумекаем, как эту бригаду лучше встретить. Надо какой-нибудь ресторанчик организовать, баньку вечером...

– Я зайду, – сухо бросил Боков, кладя трубку. В их городе снимают кожу с человека, исчезла женщина, где-то по лесу бродит сбежавший зэк, а он должен организовывать ресторанчики с баньками? Хрен вам, обойдетесь.

Лиля заговорила ближе к вечеру, и об этом сразу же сообщили Виктору. Когда он приехал, она сидела в кровати, испуганно глядя на опера. Виктор мысленно порадовался, что в глазах Лили появились хоть какие-то проблески жизни. Владимир сидел рядом, не выпуская из своих рук ладошку дочери. Впервые за все время в его запавших глазах засветился робкий лучик надежды.

– Как это произошло? – спросил Виктор у старшей сестры Чернышковой, сухопарой женщины с некрасивым, но добрым и открытым лицом.

– Я в ординаторской была, с ней мои девочки сидели. Они телевизор смотрели, и вдруг Лиля как заверещит! Из коридора было слышно! Я вбегаю, а Лиля по полу катается и ревет как белуга.

– Хм, – Виктор поджал губы. – А что хоть показывали-то? Программа какая была?

Чернышкова наморщила лоб, пытаясь вспомнить.

– Вроде цирк, медведи были. Клоуны там всякие. Потом пришла в себя и давай болтать, «мама», «лес», «шарики» и так далее.