Очередную, потому что задолго до невероятного, не поддающегося объяснению его ночного «похода» они обнаружили в одном из боковых штреков целое захоронение человеческих костей, в беспорядке перемешанных под обвалом. Кто были люди, погибшие здесь? Неудавшиеся кладоискатели, проходчики метро, Диггеры, много раз пытавшиеся составить карту подмосковных туннелей, или это были те, кого расстреливали в сталинском бункере?

Теперь этого не узнает никто.

Механически, как делал это много раз, когда ему становилось плохо, Сергей поднес руку к тому месту, где все последнее время висела ладанка с каменным яйцом, иногда холодным, почти ледяным, но в те минуты, когда ему было по-настоящему трудно, яйцо всегда было теплым.

Сейчас там не было ничего. И вдруг он понял, что у него все-таки есть шанс разобраться в ночном кошмаре. Ладанку он мог снять во сне, если она ему мешала, но яйцо не могло исчезнуть бесследно!

Он торопливо вернулся к кораблю, грохоча по железной лестнице, рискуя разбудить спящего внизу Алексея, и, уже не думая о подобных мелочах, поднялся в рубку.

Умирая, корабль изменялся. Его податливые мягкие плоскости превращались в обычный металл, но сейчас это новое печальное открытие лишь на секунду привлекло внимание Сергея.

Он добрался до распахнутой двери своей каморки, и луч нашлемного фонаря уперся в разбросанные на тумбочке остатки каменной скорлупы, оплавленные родившимся внутри ее огнем. Сомнений не осталось. Ночью он видел Феникса. Божественную птицу, чьи предсказания всегда сбывались. Он ничего не понял и вел себя со своим гостем довольно фамильярно, вместо того чтобы попросить его выполнить желание, любое желание… Он покорно шел за ним, влез на стену, к которой они пришли, и попал под расстрел…

Медленно, заледенев от этого открытия, Сергей стал дюйм за дюймом исследовать собственное тело, словно увидел его впервые. Внешне тело осталось прежним, если не считать странного трехпалого знака, появившегося на левом плече и напоминавшего отпечаток птичьей лапы.

Казалось, что он выжжен раскаленным клеймом, но, прикоснувшись к нему, Сергей не ощутил боли. Да и выглядел шрам так, словно плечо ему прижгли давным-давно…

Были и другие открытия — перестала болеть сломанная пару лет назад нога. Исчезла тяжесть в печени, мучившая его с тех пор, как в одной из поликлиник, где он сдавал кровь в голодное время, его заразили вирусным гепатитом. Организм тогда справился с болезнью, но память о ней осталась. Теперь он этого не чувствовал. Он вообще ничего не чувствовал, даже усталости, которая должна была стянуть ему голову железным обручем после бессонной ночи и всего, что с ним приключилось.

Он поднялся, медленно исследуя в подобии утренней зарядки свое новое тело и прислушиваясь к тому, что в нем происходит. Но ничего не почувствовал, как это всегда и бывает с абсолютно здоровым телом.

Что-то все же изменилось. Он больше не мог оставаться один. Забыв о собственном самолюбии, обо всем, что ему мешало подойти к Алексею, Сергей отыскал в кладовке заветную бутылку вина и отправился к коллекторскому домику, в котором обосновался Алексей.

Тот как раз собрался вскрыть очередную банку консервов, когда Сергей возник рядом с бутылкой вина в руке.

— Что-то надо делать, Алексей. У нас остается немного времени.

— Я знаю, — мрачно подтвердил Алексей, продолжая вскрывать банку и делая вид, что не замечает бутылки в руках Сергея.

— Сегодня как раз сорок дней. Давай помянем ушедших от нас друзей и не будем терять тех, кто еще остается рядом. — Алексей посмотрел на него долгим взглядом. Им никогда не требовалось много слов, чтобы понять друг друга. И по тому, что Алексей не отстранился, когда Сергей поставил перед ним алюминиевый стаканчик, наполненный вином, а залпом выпил, покосившись на тот, третий, предназначавшийся тем, кого уже никогда не будет с ними, Сергей понял, что их ссора, первая настоящая ссора за все время дружбы, наконец-то забыта.

Сергей хотел ее окончания, сам его добивался, но сейчас не испытывал ни радости, ни удовлетворения. И не знал, откуда взялся охвативший его непонятный душевный холод.

Он давно простил Алексею его справедливый гнев. И понимал друга гораздо лучше, чем себя самого. Страшное слово — безнадежность. Когда остается хотя бы проблеск даже призрачной надежды, жить с нею намного легче. А Наташу никто ему не вернет…

Сергей разлил остатки вина и во второй раз прервал затянувшееся молчание, такое же холодное, как воздух этой ледяной пещеры, ставшей похожей на могилу, после того как погасли прожектора и исчезло сверкание тысяч кристаллов.

— У нас есть выбор. Пытаться найти выход наверх, пока фонари не сели окончательно, либо… — Он замолчал, поскольку это «либо» не нуждалось в пояснениях. Алексей тоже молчал, и Сергей дал себе слово на этот раз дождаться ответа, как бы долго ни пришлось его ждать. Но уже через минуту Алексей заговорил. Как всегда, лаконично и точно оценивая ситуацию:

— Ну, допустим, нам повезет, и мы найдем выход, хотя шансов на это немного. Чтобы пройти сифоны, а их было не меньше десяти на пути сюда, понадобится специальное снаряжение, акваланги, гидрокостюмы. Вода здесь очень холодная.