Шрифт:
– Я знаю, что не увижу вас больше…
Нервный ком в горле помешал Лусии сказать то, что уже жило в ее сердце и готово было вот-вот сорваться с языка.
– А мне кажется, я почти уверен, что увижу вас снова. Например, завтра…
– Вы еще смеетесь?! Я рада, что хоть изредка вы умеете смеяться… А мне почему-то не смешно.
Потом, помолчав, она глубоко вздохнула и продолжила:
– Я не хочу, чтобы вы думали обо мне плохо. Я знаю, что только мешала вам все время. Простите за это… И большое спасибо за все, что вы сделали для меня… Я знаю, что, если бы не ваше прямое участие, я, наверное, нет, точно никогда бы не выбралась из этой чудовищной страны! Эти жуткие лица, эти бесчеловечные нравы… Простите, что говорю так… Я все время забываю, ведь вы тоже из Марокко… Но то, что случилось со мной и с моим отцом… Я даже не знаю, жив ли он… Может быть, он здесь, и я даже не знаю об этом…
– Здесь?!
– Да, здесь. Мне так хочется в это верить! Мы так близко от Испании… и в совершенейшей недосягаемости до нее… Увы, судьба часто преподносит нам уроки… Ведь если бы не эта проклятая лихорадка, вы бы доставили меня в Кадис, как и обещали. Не правда ли?
– Конечно… А что еще вы знаете?
– Я знаю, что вы – хороший человек, сэр Дэвид. Ведь если бы на вашем месте был кто-то другой, он сделал бы все возможное, чтобы я никогда не оказалась в Англии… Поверьте, я тоже кое-что знаю о жизни, слышала о ней… В лучшем случае меня сделали бы пленницей и держали бы до тех пор, пока мой дядя или кто-то еще не заплатил выкуп. И потом… у меня, к сожалению, в данный момент нет ничего, что могло бы… чем бы я могла отблагодарить вас за вашу доброту, заботу, внимание, но если бы я могла…
– Нет, мне не нужно от вас ничего, я говорил, – поспешно заверил ее капитан.
– И все же выслушайте меня, сэр Дэвид! Я знаю, что вы потратили много денег, времени и сил… А я не могу быть такой неблагодарной… Меня всегда учили ценить людей… Поверьте, если бы я была дома, я могла бы… могла… Как же мне поступить?.. Так сколько вы отдали за меня Саиду? Сто тысяч?!
– Вы действительно полагаете, что все измеряется деньгами?!
Но Лусия словно не слышала его.
– Позвольте мне взять бумагу и перо?
Капитан кивнул. Лусия подошла к столу и что-то быстро-быстро, круглым, красивым почерком стала писать.
– Если у вас появится когда-нибудь такая возможность, если вы будете в Испании, в Севилье когда-нибудь… Это письмо передайте моей кормилице Каталине. Она прочтет и сразу все поймет. Там я написала обо всем, и она скажет управляющему, и тот выдаст сумму, которую вы скажите… Но если вдруг я окажусь дома, если вдруг мое письмо вернется ко мне…
Голос Лусии заметно дрожал. Капитан стоял сзади, и она не видела, какими глазами он смотрел на нее. От его холодного взгляда не осталось и следа. Он накрыл ладонью ее маленькую, как у ребенка, руку. Лусия вздрогнула и затихла… Ее холодные пальцы какое-то время счастливо покоились под его большой горячей ладонью.
– Мне ничего от вас не нужно, – сказал он. – Но, возможно, если я когда-нибудь буду в Севилье, я непременно навещу вас. И знайте, это будет совсем по другой причине.
И он быстро и молча отошел к окну.
– Помните, – проговорила она, нарушая молчание, – Вы говорили, что похожи на одного из героев Овидия. Как его звали?
– Пигмалион.
– Пожалуйста, расскажите мне о нем.
– Зачем?
– Расскажите, прошу вас. Исполните мою просьбу на прощанье.
– Хм… Вы просите так, будто вас осудили… Ну хорошо, раз вы просите, то пусть будет по-вашему… Я говорил тогда о Пигмалионе. Он был талантливым художником и ваятелем с Крита. описал его историю… историю жизни. Пигмалион жил уединенно на своем острове и избегал общения с женщинами.
– Почему?
– Просто он разочаровался в них… Но вот однажды Пигмалион вылепил статую девушки, статую столь прекрасную, что красота Афродиты меркла перед ней. И он влюбился не в живую женщину, а в свое творение… Эта статуя была тем совершенством, о котором можно сказать Materiam superabat opus [20] , или Matre pulchra filia pulchrior [21] . В сравнении с живой Афродитой, которая безответно любила Пигмалиона и была ему почти что жена… Единственный изъян был у статуи. У творения Пигмалиона не было сердца, и она не могла ответить ему взаимностью. А он долго дарил ей украшения и целовал ее ноги.
20
Исполнение выше материала (лат.).
21
Дочь, более прекрасная, чем прекрасная мать (лат.).
– И что же потом? Неужели боги не дали ей сердца?!
– Нет. В жизни все по-другому. Боги не слышат людей, и статуя остается глухой, слепой и немой.
– А что же дальше было с Пигмалионом?
– Он умер бы от печали, если бы…
– Что? Если бы что?
– Если бы не море.
– Господи, какая печальная история! Но я все равно не понимаю, причем тут вы? – искренне удивилась девушка. – Неужели вы тоже когда-то любили статую?! На кого она была похожа?
– Однако вам пора собираться, – сказал Дэвид, выпрямляясь. – Вам еще нужно уложить вещи и – в путь.
– Я обещаю, что не забуду вас и не забуду того, что вы сделали для меня! – неожиданно воскликнула она.
– Сеньорита Лусия, не надо ничего обещать… Вы еще слишком молоды и стремительно даете обещания… Вы не знаете, что может с вами случиться, – голос капитана звучал громко и немного раздраженно. – И если все же вы когда-нибудь вспомните меня добрым словом… Хм… Доброе слово… Вот и вся моя награда… Наверное, достаточно…
Резкость и холодность его слов были совершенно противоположны его взгляду. В его ясных голубых глазах читалась грусть и глубокая нежность, но Лусия была слишком взволнована, растеряна, подавлена, чтобы понять, что это значит…