Сара уходила с нами, прихватив три платья, сделанных для нее Априлдой и оплаченных Ванькой. Мне заплатить прынц не позволил, хотя я попыталась. Сам он оставался. Не столько потому, что папа потребовал, сколько ради того, чтобы проконтролировать Мланишей.

— Забудьте про них, все они подпишут, никуда не денутся. — И подмигнул. Сразу видно качественно мотивированного человека. Ну хоть тут все слава богам!

Байдан порывался уйти с нами, что было явно неразумно. Он согласился остаться дожидаться практикантов только при трех условиях. Первое: жить не во дворце, а у друга Грола. Второе: друг Грол поклянется, что не будет спрашивать, как его, Байдана, лечили. И третье: в процесс и методы обучения вмешиваться ковен не будет, потому что наш магистр за последние годы подрастерял педагогические навыки и немного не уверен в себе. Грол опечалился. Пришлось Витто обещать поддержку и заверять, что практика в любом случае будет удачной, ведь в крепости есть еще три военных мага-универсала, одна из которых — очень талантливая огневичка, которой пора бы сменить фибулу на более статусную. Грол воспрянул духом. Ха, вообще-то, дополнительных магов будет четыре. Гунар убежден, что мы сможем вернуть Саре магию.

— Мама! — звонкий требовательный вопль разнесся над полуденным плацем. — Мамулечка! Я с тобой!

Из зелени подросших сосенок вылетел ярко-синий ураганчик. Учуял-таки паразитик, что мама собралась отъехать ненадолго. В планах было скоренько смотаться в деревню к гончару, пока сыночка учится считать на палочках. Таланта к устному счету мелкий от меня не унаследовал, хотя соображалка у него — дай бог! Особенно на проказы разной степени травмоопасности.

— Витыч! Стой! — еще один яркий вихрь, на этот раз — побольше, устремился наперехват.

Неа, у Анизы шансов нет, Тит добежит до брички раньше, чем его добровольная нянька-гувернантка. Прозвище Витыч прилипло к нашему отпрыску еще внутриутробно. Мужу очень нравилась русская традиция именования с упоминанием отца. Аниза все больше отставала — бежать, путаясь в юбках трудновато. Мне осталось только тяжело вздохнуть и смириться. Четверть часа уговоров обеспечены — у моего сыночки характер такой же неуемный и шкодливый, как и у бога, в честь которого он назван. В глаз легонько кольнуло солнечным лучиком — это Тишка намекал, что он все слышит и в корне несогласен. Раз. Два. Три! Сын влетел в открытые объятия и влажно чмокнул не целясь. В этот раз обошлось без ушибов, и то хлеб. В свои пять малыш уже прилично левитировал. Привычка у него такая — прыгать с разбегу ко всем в руки. Побороть эту привычку пока не удается, чему немало способствует попустительство со стороны папы и сильного большинства нашего разношерстного сообщества. Ребенок у нас не крупный, но увесистый. Удержать его в прыжке мне уже не под силу, вот наш папа и пошел по пути наименьшего сопротивления — стал учить дитя левитации, вместо того, чтобы воспитывать. Разумеется, это неправильно, но все имеет обратную сторону — ее я оценила, когда наш Тит познакомился с детьми рушей. Это же не дети, это паучата! Теперь я хотя бы знаю, что если Витыч в пылу вертикальных догонялок и сорвется со стены, то не разобьется. По крайней мере — не сильно. Муж специально тренирует его включать заклинание «подушки безопасности» в любом положении и состоянии. Даже в падении, даже у самой земли. Зря, что ли папа у нас предпочитает работать с воздухом? Гунар с нами больше не живет, лечить быстро и качественно некому. Сын не дал взгрустнуть по дяде.

— Поехали! А то Пряжка плачет! — потребовал мелкий, оборачиваясь на спешащую Анизу. Ха! Наша коняшка если и плачет, то потому что чует рядом маленькое неугомонное чудовище.

— А урок? — сынуля скорчил противненькую рожицу. Ох, как я это не люблю, но придется прибегнуть к шантажу. — Хорошо, поедем, но тогда ты мне решишь по дороге сто примеров на сложение и сто на вычитание. Сто для моего ребенка пока неимоверно много, практически — бесконечность. А потом посчитаешь все готовые горшки у мастера Яниша. Согласен? — неа, очевидно, что несогласен. Главное — не улыбаться слишком провокационно, уж очень юный Юттим-Ареф легко ведется на слабо, а мне ехать надо.

А как не улыбаться, когда деть пытается одновременно совладать с разочарованием и придумать для строгой мамы какой-нибудь супер-пупер аргумент. Все буйство противоречивых эмоций и мыслительных потуг написано на его лукавой мордашке. Загляденье просто! Мне самой живо интересно, что мелкий выберет — отступит или станет торговаться? Нет, не станет, потому что до нас добежала его нянька. Догнала! Значит нужно удирать. И удрал бы, выскользнув из моих рук, как намыленный, но увы, на плац вышел наш папа и надежно спеленал беглеца, оставив висеть в воздухе, упакованного в силовые ленты, как копченая рулька в веревочки. Муж нынче что-то крут, обычно с любимым сыночкой он куда бережнее. Рассердился наш папа!

— Нина, подожди! — Вит заспешил к нашей компании, помахивая конвертом, а я любовалась. Почти совсем не хромает! Даже когда торопится! У нас с Гунаром получилось! Жаль, дядя этого не видит. Вит категорически отказался от нового, корректирующего перелома. А точнее, серии переломов. Но это и хорошо. Возились мы долго, но без боли. Гунар удалял по чуть-чуть неправильно сросшиеся ткани кости. А дальше — дело за синенькой и ее способности подстегивать жизнь в уже почти неживом. Это было долго, да. Вит и лечить-то себя позволял исключительно в качестве доказательства своей любви — слишком бурное время тогда было — мы ждали Тита и вили гнездышко с учетом потребностей младенца. Ну, и деньги зарабатывали на все нововведения. Очень удачно все-таки что я забеременела до того, как взялась за перестройку крепости. Скольких ошибок удалось избежать и сил сэкономить!

— Тебе письмо от Киры! — Вит не преминул поцеловать меня в лоб, отдавая конверт, такой у него ритуал. Даже если мы четверть часа назад расстались. — А мне — посылка! — понятно, Кирюша раздобыла каких-нибудь минералов для Витто. Она на практике в противоположной части бывшей империи, там горы старые и невысокие, не такие удручающе огромные зубастые монстры, как у нас. Потому туда — только на лошадях, руши там не селятся и не строят туда свои тоннельные порталы.

Муж уже подцепил силовую авоську с мелким. Теперь протащит его через всю крепость, как воздушный шарик. Это наказание — Витыч ненавидит несвободу и насмешки. Сын знает, что виноват, но все равно пытается сопротивляться, забавно дрыгая ножками в добротных башмачках и сверкая влажными темными очами. От меня — ни одной черточки — все папино! И за это я люблю их обоих еще больше.

— Поезжай, родная, в дороге письмо прочтешь. И не задерживайся, вели Довлату не приставать. Мы тебя ждем! — и помог мне взобраться на козлы брички. Руками помог, не магией. Я благодарна, саму эта жажда прикосновений снедает. Можно отвлечься, но нельзя избавиться.

А деревенскому голове сейчас ко мне приставать не с руки. Некогда ему. Деньки стоят погожие, очень похожие на октябрьское бабье лето. Самое время заняться предзимним ремонтом.

Урожай убран, даже тыквы. Вчера наши маги прошли по всем деревенским дворам и традиционно подновили стазис во всех богато заполненных погребах. Завтра пойдут во вторую деревню, с рушами, чтобы время на дорогу не тратить и к обеду быть уже в третьей. В третью нашу деревню руши и сами рвутся. Там есть выход в море и селяне не только огородничают, но и рыбачат. За свежей морской рыбкой подгорные люди куда угодно пойдут и за извоз денег не возьмут, лишь бы им закупиться позволили. Да пожалуйста! Нам же с их покупок налоги капают. А для нужд крепости еще наловят, сезон штормов только через месяц начнется — Байдан никогда в прогнозах не ошибается.