– Герой России. А ты кто?

– Сашка.

– Залазь, Сашка, на спину. Пойдем воду греть.

– Чем греть? – спросил Сашка, забираясь на шею Василия.

– Сначала ногами, потом пузом, – объяснил Василий и направился к воротам.

– Ты там, герой, мужика мне, смотри, не утопи, – хмуро сказал Егор Рудых. – А то меня Татьяна со свету сживет.

– Понятно, – согласился Василий. – Я Татьяны тоже ужас как боюсь. Шибко злая? – спросил он расплывшегося в блаженной улыбке Сашку.

– Не, мамка хорошая.

– А она нас не завернет?

– Она в больнице, сестренку мне рожает.

– Понятно, – с облегчением вздохнул Василий и побежал к реке.

– Уверен? – спросил Ермаков, выпрямляясь.

– Васька-то? Шебутной, конечно, но лучше не сыскать, даже не думай.

– Я к тому, что дело больно серьезное.

– Без серьеза Героями России не становятся.

– Так то там, а то здесь.

– Не боись, здесь, может, еще почище придется. Видал, как они вскинулись? А он еще пальцем не шевелил, приехал только.

– Кое-чем он уже пошевелил. Думаю, сегодня в больнице несколько бюллетеней точно выпишут. Надо бы поинтересоваться – кому?

– Бандит нынче хлипкий пошел, чуть что – в больницу. Скоро там коек не хватит.

– А вот это пока ни к чему, – задумчиво сказал Ермаков. – Рановато еще.

Ваше мнение, Егор Егорович?

– По мне – в самый раз. Куда тянуть-то?

«Казанка» с Олегом и Машей медленно шла против течения небольшой, но своенравной таежной реки. Олег сидел на моторе, который чуть слышно урчал на малых оборотах, и внимательно следил за частыми поворотами, мелями, плывущим навстречу всяческим таежным сором – сломанными ветвями, бревнами, а то и целыми торфяными островками, сорванными с места еще по большой весенней воде и до сих пор то бесприютно притыкающимися к берегу, то медленно кружащими над бочагами. Маша в накомарнике и мужской егерской «спецуре», напряженно выпрямившись, неподвижно сидела на дне лодки, среди тяжелых рюкзаков и держала на коленях карабин, который, несмотря ни на какие уговоры, категорически отказалась отдать Олегу. За всю дорогу она не произнесла еще ни одного слова и так же внимательно, как Олег, смотрела вперед.

Перед очередным перекатом Олег заглушил мотор и, выпрыгнув из лодки, по пояс в воде повел её бечевой, чуть приспустив к крутому берегу, где было поглубже. Маша поднялась и, взяв весло, сноровисто отталкивалась от острых камней.

Миновав перекат, они пристали к берегу в тихой заводи. Олег привязал лодку к огромной коряге и тихо сказал: – Маленько передохнем – и дальше. Есть хочешь?

Маша молча покачала головой.

Олег растянулся на песке и закрыл глаза.

– Я её ненавижу, – вдруг услышал он голос Маши. – Она подлая и хитрая.

Олег вздрогнул, открыл глаза, сел. Испуганно посмотрел на Машу. Она сидела к нему спиной. Он не сразу догадался, о ком речь, но спросить так и не решился. Когда понял, хмыкнул:

– Вообще-то, у меня мнение аналогичное. Роман Викентьевич, насколько я знаю, иллюзий тоже не питает. Ты отца за сохатого не держи. Другая порода.

– Какая? – повернулась к нему Маша.

Сетка её накомарника была приподнята, и Олег увидел огромные, полные слез глаза.

– Ну… Если по-честному – наверное, тигр. Или что-то вроде того.

– Значит, я тоже?

– Что?

– Ничего, – очень тихо сказала Маша и опустила сетку накомарника.

Василий с Сашкой еще плескались в реке, когда во дворе сразу с трех сторон появились трое. Один, держа на локте полусогнутой руки карабин, вошел в ворота. Второй, легко перемахнув через заплот, сделал несколько шагов и остановился у сарая, выпростав из-под полы куртки обрез. Третий неслышно возник из-за дома и прислонился к его стене. Ермаков угадал его присутствие по взгляду, который кинул в ту сторону подходивший от ворот.

Были все трое давно небриты, темны от загара и грязи, одежда от долгой жизни в тайге и полного к ней невнимания выглядела полным рваньем, но на самом деле была удобна, не стесняла движений, а в серой полутьме таежной чащи скрывала обладателей не хуже любого камуфляжа.

– Вот, Егор, и свиделись, – прохрипел подходивший от ворот и чуть повел карабином в сторону Ермакова, словно приказывая тому оставаться на месте. Был он постарше, покрупнее своих подельников и, судя по всему, верховодил в их группе. Со старым, перепоясанным солдатским ремнем пиджаком, и грязными до потери цвета адидасовскими штанами забавно контрастировала почти новая зеленая шляпа, какие были в моде лет сорок назад.

– Хоть ты мне дорожку к себе строго-настрого заказал, да только по нужде и посеред улицы сядешь. В дом пойдем или здесь побалакаем?

– Зачем дом поганить? – сказал Егор Рудых и сплюнул прямо под ноги подходившему. – Стой, где стоишь, а то до беды недалеко.

Лицо вожака перекосила недобрая ухмылка.

– Как там в народе говорят? Не плюй в колодец, как бы не свалиться. Прав ты, Егор, рядышком беда-то. Может, еще век проживешь, а может, раз – и ваши не пляшут. Внучок твой там купается, жизни радуется. А речка, она у нас коварная – нырнул и не вынырнул. Ищи потом виноватого.