– Поезжай уже, Уроборос тебе в хронологию! – буквально оттолкнул меня от себя Виктор.

– Сильны, ваше высокоблагородие! – уважительно присвистнул склонившийся над ним казак. – Эка ж: «в хренологию»!

Словно во сне, я попятился к своей гнедой и неуклюже взобрался в седло.

– Едем, ваше благородие? – не медля, подступил ко мне юный Федька.

Молча кивнув, я с места пустил лошадь рысью и, уже отъехав, оглянулся на Панкратова – но за конскими крупами и широкими спинами казаков оставленного на чужое попечение напарника не увидел.

* **

Главнокомандующий Третьей Западной армией адмирал Павел Васильевич Чичагов, светловолосый мужчина лет сорока пяти в теплой меховой шубе поверх расшитого золотом мундира, восседал на барабане посреди земляной крепости на правом берегу Березины и что-то задумчиво диктовал сгорбившемуся над бумагами писарю. Время от времени его высокопревосходительство прерывался, будто бы в сомнениях оглядывался на стоявшего рядом полковника в мундире квартирмейстерской части – словно за советом, но, и не думая дожидаться оного, почти тут же от офицера отворачивался.

Спешившись возле выстроившихся в линию землянок, придерживая рукой саблю, я быстрым шагом приблизился к адмиралу, козырнул.

– Поручик Ржевский с пакетом для вашего высокопревосходительства.

– Ржевский? – подняв на меня глаза, переспросил Чичагов – не делая пока попыток принять протянутый ему пухлый конверт. – Майор Павел Алексеевич Ржевский кем вам приходится? Вы с ним родственники?

– Даже не однофамильцы! – брякнул я, поспешив максимально откреститься от этого Павла Алексеевича.

– В самом деле? – думая, похоже, о чем-то своем, покачал головой адмирал. – Жаль… Роберт Егорович, возьмите у поручика пакет, – бросил он затем полковнику-квартирмейстеру.

Тот шагнул вперед, но почти «на автомате» я спрятал конверт за спину, пояснив:

– Прошу меня извинить, приказано передать в собственные руки!

– Экий вы формалист, поручик, – снова покачал головой главнокомандующий и протянул наконец руку за бумагами.

Я отдал ему пакет.

– Здесь кровь? – не то спросил, не то просто отметил адмирал, со всех сторон оглядев конверт.

– Бумаги вез флигель-адъютант Шварценеггер, я лишь находился при нем, – доложил я. – Уже здесь, под Борисовом, его высокоблагородие был ранен и поручил мне завершить начатое.

– Шварценеггер…– словно смакуя, медленно, едва ли не по слогам повторил Чичагов. – Не имел чести знать такого. Из пруссаков, должно быть?

– Полагаю, из австрийцев, ваше высокопревосходительство.

– А, тогда понятно, – кивнул каким-то своим мыслям главнокомандующий. – Что же это вы, поручик, не уберегли государева гонца? – бросил он затем, взламывая сургучную печать на конверте.

– Виноват, ваше высокопревосходительство! Нападение оказалось внезапным.

– Внезапным… Конечно. А когда бывает иначе? – проворчал адмирал. – Проклятый Удино, вон, нашего графа Палена намедни тоже внезапно атаковал… В итоге оставлен Борисов. Добро хоть мост успели сжечь…

Зашелестели разворачиваемые бумаги.

Несколько минут Чичагов внимательно их изучал, то хмурясь, то вдруг светлея лицом, затем выудил из пачки одну и протянул ее полковнику:

– Что думаешь, Роберт Егорович?

Тот быстро пробежал документ глазами.

– Ну, что думаешь? – повторил свой вопрос главнокомандующий.

– Не возьму в толк, откуда Его Величеству может быть все сие ведомо? – проговорил полковник, возвращая бумагу адмиралу. – Про Студянку, про гати, про планы французов?

– В самом деле, откуда? – спросил Чичагов – почему-то меня. – Мы здесь, через реку от Наполеона, только и гадаем о его намерениях, а Его Величество в Петербурге осведомлен обо всем в деталях?

– Не могу знать, ваше высокопревосходительство! – гаркнул я, но, подумав, что миссии моей такой ответ не на пользу, добавил: – Однако ежели мнение мое услышать изволите… Так на то он и Государь, чтобы глядеть дальше нашего. К тому же, как говорится, лицом к лицу лица не увидать – большое видится на расстоянии…

– И где же это так говорится, поручик? – хмуро поинтересовался Чичагов.

– Матушка моя, покойница, бывалоча сказывала, – ответил я, ни на йоту, кстати, не соврав – Есенина мои родители любили и цитировали нередко, к месту и не к месту[1].

– Ну и как, доверимся мнению покойной матери господина поручика? – скептически поинтересовался главнокомандующий у полковника.

– Мое видение дел наших вам хорошо известно, ваше высокопревосходительство! – с жаром проговорил тот. – Наполеон рвется к Минску – к так удачно захваченным нами ранее складам. А это значит, переправляться через Березину французы будут либо здесь, в Борисове, либо, что наиболее вероятно, ниже по течению. Посему, единственное верное решение – то, что мы с вами нынче обсуждали: оставив в крепости корпус генерала Лонжерона, переместить наши основные силы южнее, в село Збашевичи. Студянка – нелепость. Идти от нее можно разве что на Вильно. По болотам. Проще, не мудрствуя, сразу бросить на левом берегу артиллерию, обоз – да и большую часть армии заодно. Не думаю, что Наполеон на такое готов. Однако… – он вдруг умолк.