– Придушить в подвале подушкой? – деловито уточнил «Леша».

Шутки таким тоном не произносят…

– Ну, есть более гуманные способы, – судя по шороху, слова сопровождались неким жестом, видеть который я, естественно, не мог. – Хотя это еще, конечно, как посмотреть…

– До миссии почти месяц, – возразил мальчишка. – Ему подберут замену – как Ибрагимовой.

– Но тогда нас это не остановило!

– Тогда был пробный шар. Мы не знали, как поступит Орден, как отреагирует Машина. Теперь знаем. Если и ликвидировать эмиссара, то нужно это делать непосредственно накануне миссии, не оставляя им времени на коррективы.

– До миссии нас самих – товось, – заметила Вера. – Откорректируют.

– Ждать нельзя, – согласилась Лиза. – Но и не попробовать – глупо. Может, Машине только одна замена разрешена. Не проверим – не поймем.

– Я – против, – решительно возразила Хмельницкая. – Лишняя, ненужная жестокость. Уйдем по-тихому – может, и искать станут не так рьяно.

– Не надейся, – саркастически хмыкнула Кузьмина. – Итак, Алекс, твой голос решающий.

Алекс? Ну да, он же Алексей, он же Леша. Вероятно, так.

– В словах Веры есть резон, – задумчиво проговорил Радкевич. – Но, с другой стороны, когда еще у нас будет подобный шанс?.. Ладно, решим по ходу дела, – заявил он. – А то, пока теряем время, Орден опомнится и нагрянет.

– То есть у меня карт-бланш? – усмехнулась Лиза, судя по голосу, поднимаясь и направляясь к выходу из гостиной.

– Этого я не говорил…

– А ты никогда прямо не говоришь, когда не хочешь брать на себя ответственность, – недовольным тоном бросила Вера. – Ладно, Уроборос с вами, убивайте, кого хотите, а я пошла за рюкзаком!

– Это не так! – возмущенно воскликнул Леша – должно быть, уже ей вслед.

Как бы оно там ни было, никто ему не ответил – по крайней мере, я не услышал ответа.

* **

В подвал меня несли Радкевич и Хмельницкая – на узких, продавленных носилках. Чтобы загрузить на них, меня перевернули (неслабо приложив при этом о пол и без того больным затылком), и краем глаза я успел срисовать и Лешу, и Веру – так что, если до сих пор у меня и оставались какие-то сомнения на счет них, теперь они отпали.

– Глядите, очухался, – послышался откуда-то сбоку голос Кузьминой.

– Уже неважно, – бросил спереди мальчишка.

– Это тебе неважно, а кое-что удобнее было бы под наркозом делать!

Признаться, заявление это мне совсем не понравилось – даже на общем безрадостном фоне сложившейся ситуации.

Впрочем, все, что я мог сейчас предпринять – слегка (чтобы не заметили мои юные пленители) пожевывать и тыкать одеревеневшим языком кляп – в надежде рано или поздно размягчить и выплюнуть постылую затычку.

«Та» лестница оказалась темной и узкой, винтом уходящей вниз: сопровождавшая груз Кузьмина зажгла фонарик, а носилки то и дело обо что-то задевали, чувствительно встряхиваясь. Спуск длился долго – явно не на этаж и не на два. Наконец ступеньки остались позади, меня пронесли каким-то коридором, потом еще одним, будто бы под углом к первому, затем уже точно свернули – раз, другой – и опустили на пол в тесной комнатке с неоштукатуренными кирпичными стенами. Единственным источником света здесь по-прежнему оставался нервно пляшущий в руке Лизы фонарик.

– Воду забыли! – вспомнила Хмельницкая, еще, кажется, не успев распрямить спину. – Хотели же ему оставить…

– Надо принести, – кивнул Радкевич.

– Я сделаю! – очень нехорошим тоном заявила Кузнецова. – Подождете меня наверху, я быстренько сбегаю и вернусь к вам…

– Ну… сбегай, – не стал спорить мальчишка.

Вера промолчала.

Я похолодел.

Через считанные секунды трое подростков покинули комнату, оставив меня лежать в темноте.

* **

Разделаться с кляпом мне удалось даже быстрее, чем в мою темницу вернулась Кузьмина.

– Эй, кто-нибудь! – откашлявшись, поспешил опробовать я голос. – Есть тут кто?! На помощь!

– Зря надрываешься, – рассекая темноту лучом фонарика, в комнату быстрым шагом вошла Лиза. Воду она действительно принесла – полуторалитровую бутылку «Святого источника». – Стены здесь метровые, перекрытия и того толще. Еще углы, повороты – как специально сделано: в десяти шагах ничего не слышно. Так что кричи, не кричи… Но лучше все же не кричи – успеешь еще наораться. И вообще, кляп ты напрасно так рано выплюнул.