Как говорил дедушка, в менталистике нет ничего невозможного, есть только ограничения, порождённые недостатком силы, слабостью воли и узостью нетренированного разума. Как драконесса из рода Сирин я не имела права на все эти слабости.

– Снятие амулета и проникновение в сознание – за дополнительную плату, – обозначила девица.

– Я что, выгляжу неплатёжеспособным? – пророкотал принц Элоранарр.

Ну… он выглядел скорее ненормальным, может, его так хотели спровоцировать на уход?

– Простите, господин, – девица потупила взгляд и потянула из волос заколку с амулетом ментальной защиты. – Я не хотела, чтобы вы полагали, будто я утаиваю от вас что-либо.

Заколка упала на подушки сбоку, и девица посмотрела мне в глаза.

Я шевельнула ногой, она слезла с моих колен, я же сразу перехватила её за руку – так, через прямой контакт с кожей, я смогу вливать в неё свои ментальные заклинания наиболее незаметно. Мы ушли за ширму. Принц Элоранарр подбросил нам светильников, чтобы чётче обозначить наши силуэты… может, ему нравится наблюдать за чужой близостью?

Сорвав с девицы тонкую ткань, я прижала прохладное мягкое тело к себе. Пришлось позволить себя поцеловать, но этого я почти не ощутила, сосредоточившись на её ощущениях. Менталист уже смотрел в неё, считывал тревожные эмоции и ощущения от моего сухого, неловкого поцелуя, я даже уловила его лёгкую усмешку. И хотя дар менталиста не отличался чувствительностью, он был сильным, хорошо защищён амулетами и собственными щитами. Даже через связь с девицей у меня было мало шансов быстро и незаметно проникнуть в его сознание и заставить без наведённых воспоминаний поверить, что я беру девицу тем, чего у меня отродясь не было.

Не стоило отвлекаться и искать другие пути, нужно было идти по самому очевидному, пока меня не раскусили. Я позволила стянуть с себя камзол, впечатываясь, вплавляясь в сознание девицы, выискивая в её памяти кусочки нужных впечатлений, содрогаясь от того, на что порой натыкалась. Сколько же здесь больных извращенцев!

Она расстегнула верхние пуговицы рубашки. Я выпустила крылья и потянула девицу на постель, рухнула на спину, позволяя ей усесться сверху. В штаны я подкладывала небольшой валик, так что в первый момент её ощущений хватило, а потом я добавила наведённых. Моё сознание оторвалось от тела, воспарило, и я увидела себя глазами девицы: я лежала под ней, распахнув серебряные крылья, так похожая на Халэнна, что… я словно видела его опять живым. Настоящее тело стало бесчувственной марионеткой, я потянулась руками к груди девицы, но сама ощутила прикосновения к соскам, сминающие груди пальцы.

Это было так дико и странно, словно это я сидела на Халэнне, и он ласкал меня, словно это я собиралась удовлетворить его. Мне захотелось вырваться, сбежать, но что-то меня остановило. Смесь эмоций. Натренированная годами привычка доводить ментальные упражнения до конца, вбитый дедом принцип всегда справляться с поставленной задачей, даже если устала, не хочешь, тебе в руку вонзают кинжал. И желание видеть Халэнна живым. Даже так.

Я ткала эту реальность из воспоминаний об ощущениях девицы и собственных воспоминаний о Халэнне. Пока руки девицы в реальности лишь изображали, что обнажают мою грудь, в наведённом для следящего менталиста образе мои руки расстёгивали пуговицы рубашки Халэнна, открывая жилистые мышцы. Мы жили вместе и я, конечно, видела его абсолютно голым, мне не составило труда досконально восстановить его образ. Я наклонилась и поцеловала его губы, скользнула ниже, покрывая поцелуями кожу, поглаживая плоский живот, на который упали мои длинные волосы, расстёгивая ширинку пуговица за пуговицей, высвобождая слишком твёрдую плоть. Волосы удачно прикрывали его от сияния сфер, создающих наши силуэты на полупрозрачной ширме. Я черпала чужие воспоминания, с невообразимой скоростью отсеивая всякую гадость. Мои губы охватили головку Халэнна, я склонилась, вбирая твёрдую плоть в рот, я двигалась вверх-вниз, помогая себе рукой, ощущая, как горячая головка упирается в нёбо, сжавшиеся на волосах пальцы, тянущие, требующие взять ещё глубже.

Кусочек за кусочком – создавая мозаику неотличимой от настоящего сказки.

Солёный вкус семени, стон, выгибающееся тело с бьющими по постели серебряными крыльями. Тяжёлое дыхание и ожидание нового приказа, как и полагается послушной шлюхе. И снова сильные пальцы, тянущие за волосы, красивое лицо с тонкими чертами, льдистые глаза, испарина на лбу. Вцепившиеся в бёдра руки, требующие насадиться на вновь восставшую плоть, резко дёрнувшие вниз, так что внутри всё сжалось от боли. Но руки, обернув вокруг чресел простыню, требовали двигаться, и я двигалась, нарочито постанывая, раскачиваясь, лаская собственные груди на показ. Халэнн дёргает меня за плечи, прижимая к своей твёрдой груди. Так двигаться тяжелее, но пальцы опять впиваются в волосы, шеи касаются заострившиеся зубы, опаляет частое, судорожное дыхание.

– Двигайся, двигайся быстрее, – рык над ухом, требовательные толчки бёдер и предвкушение завершения этой бешеной, всё более болезненной скачки.

Судорожные конвульсии крыльев, размётывающих подушки, пульсация плоти внутри, стон и растекающееся семя. И выдох, когда рука ложится на спину и просто удерживает на себе, не требуя больше ничего.

Тихие голоса за ширмой, надежда, что обойдётся без экзотических извращений. Лёгкая тревога, когда рыжий дракон заглядывает, смотрит сверху вниз, чуть приподняв губу над заострившимися зубами. И Халэнн подо мной, удерживая на своей груди, запрокидывает голову:

– Будут ещё какие-нибудь приказания?

– Я жду тебя внизу.

Звук открывающейся и закрывающейся двери. Чужие светильники гаснут.

Надо встать с лежащего подо мной мужчины, пойти в ванну за потайной дверью и тщательно вымыться после клиента.

Наводить воспоминания я закончила только когда проделала с девицей все её обычные очистительные процедуры, чтобы у неё даже повода в случившейся близости усомниться не было.

Я лежала на постели, помнившей сотни клиентов, медленно застегнула три верхние пуговицы рубашки – больше расстёгивать не потребовалось, хватило наведённых ощущений и образов.