– Почему?

– В случае, когда антидот вводится в тело мирайи, ее змеиная кровь воспринимает его как яд. И пытается уничтожить. Начинается борьба, кто победит. Лекарство или отрава. В случае же, когда пациентом является сайяхасси, шансов на успех гораздо больше. Печень человека не отторгает антидот, и он успешно начинает борьбу с ядом.

– Но почему же тогда сайяхасси все равно умирают в одной трети случаев, а хасси и вовсе умирают всегда? – выдохнула Иллиана.

– Потому что яд сильнее, – мрачно закончил Торриен. – Даже с помощью антидота печень не всегда справляется с очисткой крови. Организм сайяхасси обладает природной устойчивостью к ядам, потому что сайяхасси – это потомки жрецов, от которых и произошли наги. Мы – одной крови. Но хасси – это полностью человек, ничем не защищенный от ядов. Их организм не способен справиться с отравлением. А у нас нет универсального антидота, который помог бы вылечить их.

Он несколько секунд молчал, а потом добавил:

– Но мы работаем. И обязательно найдем выход.

– А дети? Ведь дети почему-то выживают после родов, в которых умирает мать, – задумчиво спросила Иллиана. – Их организм сильнее?

– Все правильно, – кивнул Торриен. – У Великого змея ребенок всегда будет змеем. С сильной печенью, которая готова бороться с ядом. Миллита, если бы смогла выносить свое дитя, тоже родила бы мирая. Сейчас за ее жизнь борются еще и потому, что чем дольше она проносит в своем животе ребенка, тем больше у того будет шанс выжить после того, как мать умрет.

Иллиана побледнела. Говорить об этом было слишком тяжело. Торриен взглянул на нее и, заметив реакцию, проговорил:

– Мы не забываем о хасси, мы просто пытаемся спасти обоих. Но на данный момент беременность хасси обрывается на четвертом-пятом месяце. И ребенок еще слишком мал, чтобы выжить, хотя его организм и не отравлен. Мы не знаем почему, но новорожденные дети мираев обладают абсолютной резистентностью к любым ядам. А их собственный яд десятикратно сильнее, чем у взрослого. Собственно, поэтому они и выживают, невольно убивая матерей.

Торриен положил руку на ее ладонь и сжал. Но Иллиана почувствовала, что он сделал это не столько для того, чтобы успокоить ее, сколько себя.

– Вот такая несправедливость, – криво усмехнулся он. – Мы – самые ядовитые существа на планете. И мы же от этого и страдаем. Кстати, поэтому мы и не приемлем сильные и резкие запахи духов. Ведь за ними может скрываться аромат сильнодействующего яда.

Иллиана машинально коснулась флакончика с духами в форме льдинки или сосульки, которую всегда носила на шее, как кулон.

– Понятно, – кивнула она. – А вы не думали использовать кровь младенцев как антидот?

Царевич перевел на нее серьезный взгляд.

– Ты молодец, – сказал вдруг. – Мы пробовали. Но не помогло. Неизвестно почему, но просто не сработало. Возможно, в крови младенцев нет ферментов, нейтрализующих яд. Может быть, они появляются только по мере необходимости. То есть если ребенок окажется отравленным. А он просто не оказывается.

– Ясно, – хмуро ответила Иллиана. – Ты знаешь, я…

Девушка прервалась, потому что в этот момент дверь лаборатории резко открылась и на пороге, гордо вплывая, появилась эффектная нагиня в золотисто-желтом наряде.

– Теплого вечера, – проговорила она Торриену, бросив на Иллиану презрительный взгляд.

Райела. Сестра царевичей и дочь повелителя Шейсары.

Ее мощный черно-зеленый хвост вполз в помещение сразу следом за громадным животом, едва прикрытым легкой полупрозрачной туникой.

– Как дела с антидотом? – тут же спросила она, не дожидаясь, пока с ней поздороваются в ответ.

Проскользнула в центр лаборатории, едва не сбив стол, и замерла перед сидящей парой. Уперла руки в бока и хмуро посмотрела на своего брата, то и дело кидая острые, как кинжалы, взгляды на Иллиану.

– Я работаю, Райи, ты же знаешь, – мягко проговорил царевич, вставая.

Без своего хвоста цвета обсидиана с золотом он казался ниже царевны. Но даже в таком положении создавалось впечатление, что он чувствует себя более уверенно, чем она.

Райела явно нервничала. Она то и дело заламывала пальцы, оглядывалась на Иллиану и покусывала нижнюю губу.

– Мы можем поговорить наедине? – спросила она вдруг, и голос ее стал гораздо выше прежнего.

Торриен нахмурился, но затем повернулся к девушке и мягко взял ее за руку.

– Иллиана, ты не могла бы подождать меня в соседней комнате? Я скоро приду, хорошо?

– Конечно, – кивнула она, не имея ни малейшего желания вступать в диалог с сестрой своего мужчины. Несмотря на то, что Торриен и Райела были родственниками, Иллиане казалось, что в них нет совершенно ничего общего.

За все то время, что она уже успела прожить во дворце, ей ни разу после первой встречи не довелось пообщаться с Малахитовой царевной. А те случаи, которые сталкивали их вместе, ограничивались презрительными взглядами и, в крайнем случае, возмущенным фырканьем в ее сторону.