— Я тебя не ругаю и не проклинаю, — перебила его и снова стихла. А спустя пару секунд, поколебавшись, все же спросила: — Граф… отец мой… родной… он не пытался ее спасти? Да и, в принципе, другие хальдаги, прежде чем убивать таких, как… моя мама, не пытались их исцелить? Я слышала, что королевский лекарь искал для пришлых лекарство, пока его не превратили в шута.

— Вертальд — сумасшедший, — со снисходительной улыбкой заметил Мэдок, не дав себе и секундочки на сомнения. Шагнул дальше, вглубь парка, но касаться меня больше не пытался. — Он обезумел после нападения нэймерра. Чудовище едва его не растерзало. Несколько недель он находился между жизнью и смертью. Выздоровел, выкарабкался, но так и не сумел оправиться после пережитого. Как по мне, Рейкерд и Трияна поступили жестоко, превратив его в посмешище для двора. Нужно было просто оставить бедолагу в покое.

Значит, возможность создания лекарства Стальные даже не рассматривают.

Печалька.

— А нэймерры… и нэймессы… они какие? — Я снова не сдержалась.

Потому что… да потому что устала теряться в догадках! В книгах, украдкой прочитанных в библиотеке Стального, о них говорилось лишь вскользь и в общих чертах: попадают на Шарес (как-то), со временем звереют (опять же отчего — непонятно), после этого начинается трансформация, которая проходит очень быстро, если гостя из другого мира не подпитывать магической силой.

— Поначалу их не отличить от обычных людей и никаким поисковым заклинаниям не под силу их засечь, — заговорил герцог, и я, затаив дыхание, принялась с жадностью ловить каждое его слово. — Только уже после того, как пришлые начинают испытывать потребность в подпитке и совершать ошибки, ища источники силы, мы их вычисляем. Но зачастую до начала трансформации понять, кто перед тобой, человек или чудовище, — невозможно.

Вывод, Лиза: не жрать. Ни магов, ни их магию.

Никаких ошибок, которые могут стоить мне жизни.

— Но откуда у них вообще берется эта потребность в подпитке?

Хальдаг пожал плечами:

— Версий много. Я придерживаюсь самой простой и логичной: они здесь чужие. Шарес отторгает пришлых, как если бы они были опасной болезнью для нашего мира. Магия помогает им ассимилироваться.

— Стать похожими на в… нас, — подхватила я.

— Именно, — кивнул мужчина и проговорил с печальной улыбкой: — Проблема в том, что для жизни им нужно все больше и больше силы. Чем больше магии они поглощают, тем сильнее в ней нуждаются.

Другими словами, становятся магическими наркоманами.

— Это-то и толкает их на поиски источников силы и, как следствие, — на убийства. Как бы жестоко это ни звучало, уничтожая пришлых, мы избавляем их от страданий.

Да вы, господа Стальные, просто святые.

«А может, ты у нас нэймесса, цыпа?» — напомнил о себе вейр.

Но лучше бы, честное слово, не напоминал. Меня аж передернуло от его догадки. Уж лучше пусть считает меня беременной от сельского мальчика.

«Хотя ты у нас больше по булочкам, чем по людям», — заключил Морс глубокомысленно.

На языке вертелось множество вопросов, но любой из них мог вызвать в Стальном охотнике ненужные подозрения. С одной стороны, хотелось забросать ими де Горта, как вон та девочка, прятавшаяся за широким стволом дерева, забрасывала снежками краснощекого мальчишку. С другой — мне следовало держать язык за зубами. Во избежание неприятностей.

— Сколько времени проходит до того, как они начинают испытывать острую потребность в магии?

Рот себе зашить, что ли.

— Когда как. Мужчины сдают быстрее, женщины, особенно юные девушки, могут сохранять рассудок и контролировать голод довольно продолжительное время. Но итог для всех один. Наш мир не желает принимать чужаков. Натан любил твою мать и пытался продлить ее жизнь, отдавая ей свою силу, но вместе с тем продлевал ее мучения. Елена не принадлежала этому миру, но ты, ее дочь, стала его частью. Я был рад узнать, что в тебе не проявилось ни капли материнской зависимости. А теперь, познакомившись с тобой, — его голос стал тише и ниже, — не перестаю благодарить за это богиню.

Де Горт скользнул пальцами по моей щеке и потянулся ко мне, к моим губам, поцелуем разжигая во мне пожар. Острое, почти болезненное желание отвечать на прикосновения его губ и такое же сильное, непреодолимое — вобрать в себя его силу.

Силу, которая пьянила не меньше, а может, даже сильнее, чем противоречивые чувства, что вызывал во мне этот мужчина.

Неимоверным усилием воли я отстранилась от Стального, лишая себя жадной ласки губ, прикосновений ладоней к телу, одновременно требовательных и бережных. Отстранилась, пока не совершила непоправимое, пока окончательно не забылась. Казалось так просто взять и потянуться, ухватиться, точно за светящуюся нить, за магию хальдага. Попробовать ее на вкус, в то время как лорд, раскрывая и подчиняя, пробовал на вкус мои губы.

Вместо этого вдохнула, выдохнула и, улыбнувшись, спросила:

— Продолжим прогулку? Мы ведь собирались помочь Морсику растрясти жирок.

«Скоро кое-кому другому понадобится жир растрясать, — проворчала лучшая половина Мэдока. — Особенно в районе живота».

Дог вернулся к своей версии про беременность, и я немного расслабилась. Насчет того, что могу оказаться в интересном положении, я не переживала. У нас с Кириллом уже давно не было отношений, весь свой энтузиазм и мужской запал он, как выяснилось, отдавал Верочке. А других мужчин у меня не было.