В это время к группе сановников вернулся престарелый солдат Говорухин. Видно, наболело у человека, решил-таки высказаться до конца.

– Я считаю, - поднял палец воин, - что услугами женщин и всякой порнографией пользуются только слабоумные извращенцы. Они запираются в кабинках и дрочат, дрочат, дрочат, дрочат, дрочат...

Рука солдата непроизвольно сжалась в кулак, а глаза затуманились воспоминаниями далекого детства и близкой армии.

– Разве приличная мать-героиня или доярка-рекордистка, надаивающая по дюжине гектолитров из каждой сиськи, разденется догола в журнале? Нет! Разве любая приличная женщина разденется догола в журнале? Нет! Разве можно себе представить, что, например, достойнейшая женщина всех времен и народов Пугачева вдруг оголит свои телеса для услады взоров импотентствующих мужчин? Нет! Достоинство надо иметь. У голой женщины нет достоинства. Потому что все ее достоинство - в трусах, лифчике и другой одежде.

– Кстати, насчет Пугачевой, - Лужков щелкнул пальцами.
– Пугачева затеяла свою игру. У нее какие-то дела с Лебедем, этим портупейным художником. Далеко пойдет баба. Любит военных.

Мэр оплошал: он не должен был вести политических разговоров при посторонних. Заместитель мэра тут попробовал исправить оплошность, удалив настойчивого солдата.

– Между прочим, а почему у вас ремень на яйцах?
– он ткнул пальцем в пряжку Говорухина.

– Так я же дембель. Мне положено.

– А что это ты сегодня все о яйцах, да о яйцах?
– спросил Лужков, не понявший своей промашки.

– С утра не ел ничего, - попытался вывернуться заместитель.

– А я думал, музыка навеяла, -улыбаясь кивнул мэр в сторону ритмично колотящего в грудь Анпилова с разгоряченным достоинством. Анпилов гулко ухал и старался осмыслить сказанное проклятыми капиталистами и их прихвостнем в солдатской шинели.

Он уже сделал кое-какие выводы. А именно: Пугачева нацелилась на президентское кресло. Господи, что же делать-то?!. Теперь он точно не будет президентом России! А жаль. Уж он бы показал всем этим, понимаешь, россиянам, как надо управляться со страной. Он бы показал им... Уж чего-чего, а показывать теперь он умел хорошо. Только кепкой помаши...

Но кепка ушла в сопровождении свиты, и богатырь Анпилова бессильно опал, как гнилой банан.

Алла Пугачева споткнулась о ступеньку в парадном, выставила вперед руки и ударилась головой о дверь лифта. Бабах! Оргалитовая дверь с накладкой под богатое дерево треснула.

"Вот, блин, не везет так не везет! И как это у меня так получилось?" Пугачева прошла назад, спустилась на несколько ступенек и попробовала подняться вновь. И опять зацепилась носком о верхнюю ступеньку, споткнулась, выставила вперед руки и сделав короткий выбег с большим наклоном, ударилась головой о вторую половинку дверцы лифта. Бабах! Оргалит треснул.

Пугачева внимательно осмотрела модные ботинки фирмы "Klistirnaya trubka" купленные в Париже за 9999,98 долларов. На носке правого ботинка виднелся грязный след от ступеньки. Затем Пугачева внимательно осмотрела второй ботинок и саму верхнюю ступеньку, но ничего подозрительного не нашла. Она вновь, уже осторожнее сошла вниз на один пролет и начала новое восхождение. Теперь она была умнее, пошла не с правой, а с левой ноги. И результат оказался прямо противоположным - Пугачева споткнулась теперь уже левой ногой, пробежала, падая, до другого лифта и ломанулась головой о дверцу. Бабах! Оргалитовая половинка дверцы треснула.

"А говорят, чудес не бывает. Трижды, как нарочно", - про себя подивилась Алла и открыла дверь своей роскошно обставленной квартиры. Она уже собиралась войти, но что-то удержало ее. Какая-то асимметрия окружающего пространства царапнула нежную, склонную к красоте душу. Несколько секунд Пугачева раздумывала и вдруг поняла. Подошла к левому лифту и изо всех сил ударила головой по целой половинке двери. Бабах! Оргалит треснул, и симметрия была восстановлена.

Дома мужа не было. Зато вместо него лежала записка, на которой голубовато-перламутровым по гербовой было каллиграфически написано: "Зайка мая! Твой Филя пашел в магазин за филе. Заодно куплю уж водки Апсалют."

– Тебе только про зайку и петь, грамотей, - бормотнула Пугачева и начала раздеваться. Увлекшись она незаметно проскочила нужную стадию и разделась до трусов, но потом спохватилась и отработала обратно - одела галифе от Версаче, бюстгалстук и блузку фирмы "Krasiw kak jopa".

Вскоре пришел и ее лучезарный, ослепительно тугозадый муж.

– Ну что, купил филе?
– спросила Пугачева механически почесывая "мягкое подбрюшье Европы", как она называла свою мохнатку - песцовое манто. Пугачева часто носила манто: у нее зябли ноги.

– Купил, - лаконично ответил тугозадый и стал доставать из золотой авоськи куски нежнейшей бакланьей вырезки, баночки с замаринованным в яблочном уксусе филе соловья, замороженные яйца барана - полуфабрикат для супа кандей. Кроме того, на свет божий были извлечены фаршированные костной мукой бизоньи рога, мездра молодого осла, планктон в китовом усе и два ласточкиных гнезда.

– А гнезда где купил?
– спросила Пугачева, подозрительно оглядывая коричневые глиняные шары.

– У дворника. Он на чердаке сорвал. Экологически чистый продукт, объяснил Филипп.